Спасенье огненное (сборник) - стр. 6
Спас полунощный. XVIII в. Фрагмент. Из собрания Пермской государственной художественной галереи.
Не зря говорят, что Москва – место мистическое. Деревня на болоте вдали от торговых путей, на которых издревле возни кали центры цивилизаций. Никогда не славилась Москва ни ремесленниками, ни торговцами, да и крестьяне были малочисленны и худородны. Казалось бы, подняться абсолютно не на чем. Но идея власти витала в московских палатах, как будто ее питали некие подземные испарения, которые сгущались и принимали человеческое обличье, иной раз такое, от которого содрогался мир.
С момента возникновения Москва всегда хотела знать всё. Изветчики, как муравьи, несли и несли большое и малое слово в ее терема. Был составлен «Чертеж московских земель», только-только на живую нитку собранных, а то и вовсе покуда живущих сами по себе. На огромном кожаном листе – леса, реки, народы… Карта мечты. И мало-помалу неистовая московская мечта начала сбываться! Московия прирастала землями и людьми, поднялась как центр финансовый, идеологический и информационный. Изветы собирались, значит, и изветчики такие ходили.
И что бы князю московитов далекие пермяне и югра?! Разве не было дел поважнее? В те годы тяжко задувал северный ветер. Казалось, он доносил в Московию из Новгорода звуки вечевого колокола, шум толпы. Смутное, тяжелое время. Слабела Золотая Орда. Она уже давно гнила изнутри, ушел, выветрился ее сильный злобный дух, заставлявший трепетать, ненавидеть и трепетать. Уже давно Золотая Орда была просто мифом, символом той страшной силы, страх перед которой объединял тверичей и владимирцев, Торжок и Псков, делая их покорными, заставляя платить дань. Темник Мамай решил восстановить былое величие. Его возмущало, что кочевники теряют злость, полюбили негу и роскошь, отдают дочерей женами в московские терема. Решил Мамай перехватить власть, навести страх, собрал войско, пригрозил сидевшему тогда владыке Орды и попер на Московию. Ордынский владыка шлет гонцов князьям московским. Мол, темник Мамай нам – никто. Бейтесь с ним, раз вы – наши союзники.
Ладно, кличем народ биться с Мамаем. А народ-то – воодушевился. Духовный подъем начался. Ополчение. С хоругвями, с женами и малыми детьми двинулся настрадавшийся народец на степняка. Разбил. Опять подъем, пение святых текстов. В Москву пришедши, объявляют: победили Орду! Колокольный звон и всеобще счастье. Напинали всем, в ком прозрели ордынца. Сожгли терем ордынцев, где велся учет сборам, поступавшим от сопредельных княжеств. Конец игу! Того, кто сказал бы, как дело было, кого на самом деле разбили, порвали бы в клочья. Свобода!
Это народ может – орать про свободу. А правитель должен думать, как собрать дань. Власть князей стоит на дани. Ведь было иго – был страх. Даже богатый кичливый Новгород платил дань князю московскому, имевшему на то ярлык от Золотой Орды. А что теперь? Конец, конец всему приходит! Хаос стучится в дверь.
Только что говорил московский князь с посланником новгородским. Дивился тот, как Москва богата стала. Где былая деревянная нищета? Везде пестрые каменные шатры церквей. Внутри теремов кремля – угодное женам-татаркам пестрое узорочье. Низкие потолки нависают, как в любимых шатрах. Князья московитов носят роскошные до пят халаты узорчатые, золотом шитые. Дверцы в княжеских хоромах низкие для гостей. Хочешь не хочешь, а голову наклонишь, входя.