Созвездие смерти - стр. 32
Придумал такую схему еще мой дедушка, прославившийся тем, что один из немногих на острове не закрывал лавочку в конце сезона. Я проработал здесь почти всю жизнь, поклялся хранить семейные традиции и после его смерти унаследовал бар.
Когда мне было десять, я протирал в баре стаканы и приносил из кухни заказы. В семнадцать, пока другие ловили крабов на пляже и пили дрянное пиво, вкалывал тут за копейки, убирал зал перед открытием и учился у деда, как вести дела. В двадцать один я стал барменом, а когда мне исполнилось двадцать восемь, дед умер и оставил «Рыбалку» мне, единственному внуку.
– Так будет справедливо, – сказал он. – Хотя эти бабы, что тут ошиваются, чистое наказание.
– Ты вроде всегда не против был с ними поразвлечься.
Нейт рассмеялся и пожал плечами.
– Потому что умею развлекаться без последствий. В отличие от некоторых, я способен переспать с туристкой, получить удовольствие и не вляпаться в неприятности.
– Кое-кому нравится, что я не желаю трахать все, что движется и проявляет ко мне мало-мальский интерес.
– Мне нет. По-моему, ты просто болван. Который, кстати, моложе с годами не становится.
В другое время я бы сказал ему, мол, на себя посмотри. Но в этот раз не стал.
Не смог.
Я, как завороженный, смотрю на приоткрывшуюся входную дверь. В баре полутемно, но я сразу понимаю, кто пришел.
Ками.
Камила, как ее назвала одна из подруг.
Откровенно говоря, после ее ухода я убедил себя, что больше никогда ее не увижу. Во-первых, по виду она не из тех, кто часто зависает в барах. Шикарные винотеки в городе? Наверняка. Но лавочка, где подают пиво и жареную рыбу?
Не в ее стиле.
Во-вторых, ей явно не нравится чувствовать себя уязвимой. А в последний раз, намеренно или нет, она призналась, как сильно тревожится из-за подруг и новой работы.
В-третьих, когда я пригласил ее поужинать, она отказалась, и по идее, это должно было стать для нее третьей причиной не показываться в моем баре. И всячески избегать бармена-извращенца, который на нее пялится и явно хочет большего, чем просто поболтать.
И все же Ками пришла.
– Черт, это она, – бормочу я сквозь зубы, и Нейт резко разворачивается на стуле.
– Кто?
– Девушка, что заходила сюда на днях.
– Вон та на каблуках?
Тут я обращаю внимание, что на ногах у Ками ярко-оранжевые туфли, потрясающе оттеняющие ее темную кожу.
– Может, прекратишь таращиться? – шиплю я и делаю вид, что очень сосредоточенно вытираю стойку.
Она направляется к бару.
– Вау, Закари втюрился? – поет Нейт.
И мне хочется ему врезать. Но сделать я ничего не успеваю, потому что Ками уже здесь.
– В мире столько забегаловок, а она вошла в мою[5].
Нейт качает головой и поднимает глаза к потолку.
Ками смотрит на меня как на чокнутого.
Учитывая, сколько я думал о ней за прошедшие пару дней, она не так уж неправа.
Если у меня и правда крыша поехала, это объясняет, почему при ней я постоянно несу всякую чушь.
– Опять бородатая шутка? – она с веселым изумлением вскидывает идеально выщипанную бровь.
Оборачиваюсь к Нейту, тот вздыхает, все так же пялясь в потолок, будто давая Богу понять, что в жизни не видел подобного придурка.
– «Касабланка»?
– Оу, тот старый черно-белый фильм? Никогда не смотрела.
Я со стоном бью себя кулаком по груди, как будто она ранила меня в самое сердце.
– Никогда не смотрела «Касабланку»?