Размер шрифта
-
+

Союз пяти королевств. Прости меня, Луна - стр. 20

Крепкий на вид мужчина, поспешивший на помощь, крякнул, снимая сундук.

– Драгоценностями он, что ли, набит?

Царевна ответила, думая совсем о другом:

– Книги. Там мои книги.

– А то своих мало, – хоть и был недоволен, но потащил.

– Сагдай всегда такой. Не обращай на него внимания, – рядом появилась еще одна женщина, которая проследила, чтобы возница снял второй сундук, который тут же унесли. Подхватив узел Мякини, она повела Стеллу по узкой дорожке, слабо освещенной факелами, воткнутыми прямо в землю. – Ворчит и ворчит. Благо силищей не обижен, чтобы на вратах стоять.

– Чтобы никого не выпускать? – в ошарашенном неожиданными вестями мозгу быстро нарисовалась картина, как она, царевна, рвется на волю, а Сагдай, вооружившись битой для игры в лапту, отправляет любительницу свободы одним шлепком назад.

– Чтобы никого не впускать. За вратами нечисти полно, каждую ночь скребется. Иногда даже приходится силу применять.

Стеллу затошнило. Если это та нечисть, о которой нянька в сказках рассказывала, то одного Сагдая на воротах мало.

Сопровождающая будто услышала.

– И не один он осаду держит. Оглянись.

Воины, самые настоящие, вооруженные острыми саблями и наточенными пиками, с суровыми лицами стояли по обе стороны от ворот, которые закрывались с металлическим лязгом. Стоило створкам сомкнуться, как следом ухнула тяжелая решетка.

– А возница? – забеспокоилась царевна, представив, что несчастного кучера оставили на съедение тварям.

– Он уже бывал здесь. Не далее, как на прошлой неделе. Знает, где переночевать.

***

– Имя, – за столом, освещенным единственной свечой, сидела еще одна монахиня, на этот раз в серых одеждах. Остальная часть комнаты тонула в неприятной тьме. Угадывались большие шкафы, заполненные книгами, в простенках виднелись рамы с тусклой позолотой, а вот кто на портретах изображен, рассмотреть не было никакой возможности. Все черно, неприветливо, как и само лицо монахини, надвинувшей плат до самых бровей.

Макнув перо в чернильницу, она застыла, ожидая ответа царевны.

– Я–я–я еще не придумала… – ответила Стелла, думая, что настал тот момент, когда настоящее имя следует забыть.

– Как отец с матерью называли?

– Мамы нет, а вот папа все больше дочкой звал, иногда Тиллей или звездочкой, и только когда сердился Стеллой.

– Стелла, значит, – перо заскрипело. – Годов сколько?

– Месяц назад тринадцать исполнилось.

На странице появилась корявая цифра 13.

– Как в монастыре зваться будешь?

– Звездочка?

– Проще бы, – незнакомка сдвинула брови, отчего между ними появилась складка.

– Тогда Звезда?

Монахиня подняла глаза. И были они прекрасно–карими, с веселыми искорками. А когда на лице расцвела озорная улыбка, то вся былая неприветливость куда–то исчезла. На щеках появились ямочки, и увидела Стелла, что ее собеседница молода. Может быть, года на два старше ее самой.

– Звезда? – хихикнула монахиня, прикрывая рот ладонью. – Тут у нас каждый второй воспитанник считает себя звездой. Потом сама убедишься.

Царевна смутилась.

– А Луной можно? – хоть какая–то связь с родиной. Монастырь Мятущихся Душ вроде и находился в пределах Лунного царства, но издавна не был подвластен его правителям. Как обмолвилась в пути Мякиня, он за особые заслуги обрел статус независимого. Подношения, чтобы милость власть предержащих не иссякла, или посильная помощь при государевой нужде – так то само собой разумелось, но царского вмешательства во внутренние дела монахинь никакого.

Страница 20