Союз пяти королевств. Прости меня, Луна - стр. 16
– Расскажи мне про монастырь Мятущихся Душ. Что меня там ждет?
Мякиня вздохнула.
– Тебе следует придумать себе новое имя. Всякий, переступивший порог монастыря, перестает быть собой. Там нет ни чинов, ни званий. Все равны. Рядом с тобой может сидеть сын лорийского пастуха или андаутская принцесса, но ты никогда об этом не узнаешь.
– Сын пастуха? – Стелла оборвала череду новых имен, которые принялась перебирать в голове. Ни одно не нравилось. – А разве монастырь не женский?
– Настоятельница и сестры – женщины, а вот их воспитанники могут быть обоих полов, – нянька вытерла руки о тряпицу, подняла глаза на царевну. – Туда уже несколько лет собирают таких как ты.
– А какая я? – Стелла насторожилась, подалась вперед, забыв о яблоке. То соскользнуло с колен и покатилось под лавку, к фыркнувшей от неожиданности кошке.
***
Сколько лет себя царевна помнила, она задавалась вопросом, что с ней не так. Почему некоторые люди, к которым стоит прикоснуться, даже ненароком, морщат лица и стараются отойти? Однажды Стелла подслушала разговор кухарки и нового кучера, который как раз сегодня утром подсаживал ее в коляску – царевна с няней собирались на прогулку.
– И как же ты забыл надеть перчатки? – выговаривала старшая сестра своему нерадивому брату. Стелла знала об этом от няньки. – Ведь настрого наказано носить форму. Выговора хочешь? С таким трудом я тебя сюда пристроила, а ты? Я вот без чепца и на кухню не зайду. Порядок есть порядок!
– Да не забыл я, – кучер перешел на шепот. Он извлек из кармана перчатки и помотал ими перед носом кухарки. – Я нарочно их не надел. Хотел проверить…
– Что же ты, братец, хотел проверить?
Кучер скривил лицо, не решаясь рассказать.
– Ну, понимаешь…
– Не мнись!
– Ты же помнишь, что я служил во флоте?
– Ну?
– Мы на берег не сходили месяцами, а как отпустят, то мы… ну, по бабам.
– Господи! А какое это отношение имеет к перчаткам?
– А такое! Одна из баб, когда я отказался жениться, прокляла. И я больше не мог ни с кем, будь она хоть тысячу раз раскрасавица! И болеть начало так, что спасу нет. А тут царевну под локоток поддержал, когда она оступилась, и чуть не взвыл. Еле до дому дотерпел, так в животе резало.
Кучер замолчал, вновь переживая недавние события.
– Ну?
– Ну–ну! Чего заладила? – он надел перчатку на одну руку, поправил ткань на пальцах. – Болеть у меня перестало. А как второй раз до царевны дотронулся, уже нарочно, без перчаток, то и вовсе отпустило.
Стелла вспыхнула, вспомнив, как шершавая рука мужчины скользнула по ее ладони. И ведь тоже в это утро перчатки не нашла. Они словно сквозь землю провалились. Лежали на столике в прихожей, а хватились, и нету их.
– Так, выходит, она с тебя порчу сняла?
– Выходит, что так…
Царевна никогда не задумывалась, что те темные пятна, которые она видит даже через одежду – знаки проклятия. Они были большие или маленькие, а иногда полностью занимали тело человека, и Стелла откуда–то знала, что такой уже не жилец.
Вот и мачеха ее носила черное пятно, что расползлось по всему животу. Уезжала куда–то лечиться, хотя спасение было совсем рядом: стоило Стелле обнять ее сильно–сильно и пожелать, чтобы скрутившаяся в животе змея уползла, как чернота послушно сдвинулась с места и собралась в один клубок.
Девочке не дали закончить, оторвали от кричащей царицы, отругали. Поэтому пришлось пробраться в царские палаты ночью и завершить начатое – изгнать змеюку из тела мачехи. И всего–то, чего хотела Стелла – немного любви. Она, глупая шестилетняя девочка, полагала, что стоит помочь царице, как та сделается доброй, перестанет смотреть на нее как на вредное насекомое и надолго уезжать из дворца на всяческие бесполезные лечения. И заживут они счастливо.