Союз нерушимый… - стр. 35
Я заговаривал сам себя до тех пор, пока не понял, что полёт уже почти закончился – в микроскопическом иллюминаторе проплыла ярко освещённая Останкинская башня, на вершине которой развевалось алое полотнище с серпом и молотом.
Голос пилота, прозвучавший в голове, лишь подтвердил эту догадку:
«Две минуты».
Спецы подобрались в предвкушении высадки.
– Надеюсь, никому не надо напоминать, чтобы доступ к Сети в мозгах отключили? – спросил я.
Никому. Чёрные фигуры молчали в ожидании команды на выход – как статуи. Статуи, готовые в любой момент ожить и сеять смерть.
– Пошли! – захрипел динамик на потолке. Аварийные лампы загорелись ярче и завращались, словно разбрызгивая по бортам и полу кляксы красной краски. Я вытянул длинный трос, прицепил карабин к поясу и собрался высаживаться – последним. Открылись люки, и спецназовцы с неправдоподобной для их комплекции быстротой начали выскакивать прочь. Я последовал за ними. Москва переливалась яркими огнями, но под нами расстилалось многокилометровое пятно абсолютной темноты, словно мы прыгнули в чёрную дыру.
Впечатление усиливалось из-за того, что это пятно окружала то и дело пускающая голубоватые разряды изгородь – как на набережной Москвы-реки. Лишь оказавшись на раскисшей из-за дождей земле и включив тепловизор, я увидел вокруг себя корявые силуэты деревьев. Вдали белело круглое строение с большими окнами, очевидно, старый вестибюль метро «Ботанический сад».
Спецы сразу же выстроились в боевой порядок и направились вдаль от станции – туда, где в земле зиял огромный провал, ведущий во тьму. Счётчик Гейгера возле него громко затрещал, что было неудивительно: тут куча металла, впитывавшего в своё время радиацию, как губка. Вокруг нас что-то шуршало палой листвой – скорее всего, ветер, но один раз в поле зрения промелькнула и пропала какая-то серая неясная тень, заставившая меня крепко вцепиться в дробовик.
В кровь поступало всё больше адреналина, а барабаны войны в голове звучали громче и ускоряли ритм. Мы спустились на дно старого туннеля метро, и бодро, но соблюдая осторожность и внимательно глядя по сторонам, двинулись вперёд. Спецы сперва старались не шуметь, но это было бесполезно: туннельное эхо усиливало каждый шорох.
Как же тут воняло! Мертвечина, гнилая вода, плесень и непередаваемый аромат отсыревающей штукатурки. С потолка капало, под ногами хлюпало, и чавкал мох. Туннель шёл под уклон, и туда, в темноту, тёк небольшой ручеёк. Отовсюду торчали куски арматуры, по земле змеились толстые кабели, ранее висевшие на стенах. Кое-где встречались небольшие обвалы, но в целом ничего особо ужасного. Один раз на путях встретились остатки баррикады, за ней обнаружился небольшой столик, пара стульев и железная бочка, изнутри покрытая сажей.
– Рации у всех включены? – спросил командир, и я, устыдившись, незаметно вставил в ухо гарнитуру.
Мы спускались всё дальше и дальше, как казалось, в самый ад.
– И чего их раньше не выкурили? – пробубнил рядом со мной тот самый молодой спец.
– Анекдот про неуловимого Джо слышал? – усмехнулся я.
– Ага. Вот только не пойму, у них правда там… – он сделал паузу и страшным шёпотом произнёс: – Троцкизм?
Я громко фыркнул, и командиру, повернувшемуся ко мне, не потребовалось поднимать забрало, чтобы я понял, как именно он на меня посмотрел.