Совесть русского народа. Василий Белов и Валентин Распутин - стр. 13
Пожелание обрести новые виды вооружения было лучшим заключением нашей беседы с сербскими военными.
Через двадцать минут нас ждала встреча с русскими добровольцами. На этом настоял Белов. И Милошевич еще утром обещал Бабурину разыскать по окопам наших соотечественников и пригласить на разговор по душам. Но подполковника Чумакова с нами не будет. Он сказал, что ему нельзя… Мы не стали уточнять, почему.
Первое упоминание о сражающихся в Сербии русских добровольцах пришло ко мне с известием о появлении в Белграде, в церкви Святой Троицы, мемориальной доски с именами погибших русских… На ней так и было написано: «Пали за сербов, 1992–1993». Перед тем, как посетить год назад этот храм, я спросил у Сергея Бабурина, все ли здесь правда. Так как мы ехали в тот день как раз в церковь Святой Троицы, то он ответил, что у меня сейчас будет возможность все увидеть самому.
В истории много примеров, когда русские воины приходили на помощь сербам отстаивать их свободу и независимость. Сражались они вместе плечом к плечу и в годы первой и второй мировых войн. Я подолгу стоял около ухоженных могил отважных русских воинов, лежащих в сербской земле, и думал о том, что судьба у нас неразрывна, что эти русичи не посрамили своей родины и навечно влюбили сербов в Россию.
Рядом с мемориальной доской я увидел в храме надгробие похороненного здесь последнего верховного командующего армией и флотом юга России барона Врангеля. Немота сковала мои губы, и как ни пытался восторг души вырваться из груди, она не дала хода эмоциям. Генная память перебудоражила меня, она доставала из непонятных глубин те исторические эпизоды, о которых, как мне казалось, я забыл со школьных времен. Откуда только во мне проснулись великодержавные чувства… И гордость за воинов Деникина и Врангеля, построивших здесь без фундамента храм, и за самого барона Врангеля, который почему-то именно в Сербии нашел свой последний приют, и особая гордость за ребят, моих современников, сложивших головы за ту Сербию, которую я полюбил уже навечно.
Через некоторое время после пережитого я снова пришел в храм к мемориальной доске… Поставил свечи вместе с Василием Беловым. И наши свечи горели у могилы барона Врангеля и у мемориальной доски с именами погибших русских добровольцев вместе с лампадами, принадлежащими семье Родзянко, последнего председателя Государственной Думы Российской Империи.
При чтении фамилий погибших захватывает дух. Я вижу по дрожащим губам Белова, как он ведет пересчет русских добровольцев. Насчитал десять фамилий. Все молодые. У каждого остались в России родители, друзья.
– Они отстояли честь России, – прошептал он. – Все десять – мученики за Россию. Погибли за Сербию, а спасли честь России.
Слова Белова были понятны. Мы уже говорили с ним о предательстве Сербии официальными властями России. Оправдывались и перед сербами. Это, мол, не мы, не простые граждане страны, сморим в рот Америке, заигрываем с ней, поддакиваем, и не требуем, как положено, прекратить вмешательство в боснийские дела. Это не мы, а ельцинские чиновники, вскормленные западными ценностями, оставили сербов один на один с бедой и против всего озлобленного и обманутого мира.
– Помнишь, Анатолий, героя романа Льва Толстого «Анна Каренина» Алексея Вронского? – неожиданно спрашивает Белов.