Совдетство. Узник пятого волнореза - стр. 7
– Ты чего так вырядился? – удивился Башашкин.
– Чтобы не мялись, – объяснил я и спохватился: на торце чемодана все еще белела бумажка с надписью:
ЮРА ПОЛУЯКОВ – 2 ОТРЯД.
Не хватает еще, чтобы Зоя это увидела и снова улыбнулась своими ямочками. Нет ничего обиднее девчачьих насмешек. Они, наверное, специально перед зеркалом тренируются, чтобы добиться максимальной концентрации ехидства. Ты и без того себе не нравишься, а тут еще разные ухмылочки вслед. В последнее время, кстати, мне опостылела моя фамилия, нелепая какая-то, недоделанная: Полу-я-ков. В детстве, когда я капризничал, соглашаясь съесть только полтарелки супа, Тимофеич хмуро спрашивал:
– В чем дело? Ты половинкин сын, что ли?
Наверное, при получении паспорта, в будущем году, я возьму материнскую фамилию, а вместо Юры (их вокруг как собак нерезаных!) можно стать Георгием: мне объяснили, что это одно и то же. Георгий Михайлович Барминов. Каково? Звучит! Допустим, служа в армии, я совершу подвиг, а потом, после госпиталя, с рукой на перевязи заеду в нашу 348-ю школу. Директору, запыхавшись, доложат:
– Анна Марковна, к вам Герой Советского Союза Барминов! Наш ученик.
– Какой еще такой Барминов?
– Георгий Михайлович.
– Не знаю такого…
И тут войду я с новенькой звездой на груди. О!
Чтобы не позориться перед Зоей, пришлось взять со столика нож и соскоблить наклейку с чемодана. Странно: я понимаю, что, сойдя с поезда, расстанусь с попутчицей навсегда. Почему же мне так хочется выглядеть в ее глазах получше? Никто этого не знает, даже Захар Загадкин из радиопередачи «Ровесники».
– Ты чего там возишься? – раздраженно спросила тетя Валя. – Дай сюда нож! Порежешься! Один уже в зеленке. Вот, отнеси проводнице за чай! – Она ссыпала мне в горсть мелочь, теплую, даже влажную от многократного пересчета.
…Прежде чем выйти, я еще раз посмотрел на себя в зеркало и с досадой обнаружил на щеке красный желвачок. Ну вот, опять! В космос летаем, а таких таблеток придумать не можем, чтобы половое созревание не выпирало на лице несчастного подростка вулканическими прыщами! У меня-то еще пустяки, вот у моего одноклассника Сереги Воропаева вся рожа в лиловых волдырях, а ему хоть бы хны: с лица воды не пить…
Я шагнул в шатающийся коридор вагона и сразу увидел у открытого окна Зою, она разговаривала с Михматом и Петром Агеевичем, явно повеселевшим после ресторана. На меня студентка глянула вскользь, словно не заметив перемен ни в одежде, ни в прическе. Стесняясь к ним подойти, я встал поодаль, у титана, мне до сих пор было неловко за позорное ныряние, ведь она наверняка слышала, как Башашкин обозвал меня комодом. Встречный ветер трепал ее короткую прическу «паж» и уносил слова, но кое-что было слышно.
– …обезьяний питомник… обязательно… хочу, – сказала Зоя.
– Братья меньшие – это, конечно, хорошо, но и в Симоновой келье побывать надо! – наставлял наш Добрюха.
– А где это? – спросила она.
– В Новом Афоне. За водопадом. Очень интересные места.
– Бывали?
– Проездом в Сухуми.
– А мы как раз в Афон направляемся, в пансионат «Апсны». Слыхали? – спросил очкарик.
– А-а, помню-помню, это где Чехов ночевал. Там слева парк отличный. И ресторан «Поплавок», прямо на середине озера. Сиживал там…
– А вы куда, если не секрет? – спросил Михмат, задетый бывалостью попутчика.