Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 86
– Едрить твою налево! – сам на себя рассердился дед, сел на пенек и вынул из кармана янтарный мундштук.
– Ты, Жоржик, не нервничай, тебе нельзя! – попросила бабушка.
– Да я и не нервничаю совсем. – Он не сразу попал сигаретой в закопченное отверстие. – Чудно как-то! На войне из любой чащи людей куда надо выводил, а тут в своем лесу заплутал. Точно леший меня водит…
– Лешие и русалки только в сказках бывают, – заметил я.
– Если бы так… Ладно, сейчас соображу. – Он закурил свои крепчайшие махорочные, от них на лету гибли даже лютые волжские комары, которых не отпугивал одеколон «Гвоздика».
Наша хозяйка тетя Шура иной раз просила деда почадить у нее в комнате на ночь глядя, чтобы во сне эти летающие крокодилы не заели насмерть. Но самое лучшее средство против кровососов: раскалить на керосинке сковороду и бросить на нее несколько веточек можжевельника – скоро повалит такой едкий дым, что всем станет скверно, даже комарам.
– Надо выходить к Волге, – озираясь, сказал Жоржик.
– А Волга-то где? – вздохнула бабушка. – И что мне дома не сиделось?
– Мань, не серчай! Сейчас услышим. – Он растер дублеными ладонями окурок, так чтобы ни искорки не осталось, потом приложил желтый от табака палец к губам, а вторую ладонь приставил к уху вроде локатора. – Тсс!
Минут пять, затаив дыхание, мы слушали лесную тишину, сотканную из птичьего щебета, шума шевелящихся крон, скрипа качающихся стволов, жужжанья шмелей, тонкого стона комаров, стрекота кузнечиков и цикад. И вдруг издалека донесся хриплый долгий гудок теплохода.
– Ага! – Жоржик ткнул пальцем в воздух. – Туда!
– Нет, – покачала головой бабушка и кивнула в противоположном направлении.
– А ты откуда слышал? – спросил дед меня. – У тебя ушки-то помоложе.
Я нахмурился, соображая, и указал в третью сторону.
– М-да, Лебедь, Рак и Щука. Сидим – слушаем.
Еще несколько раз до нас докатывались короткие и длинные гудки. Наконец все трое сошлись в мнениях, указав в одну сторону, туда мы и направились. Сначала пробирались сквозь чащу, обходя упавшие деревья и вздыбленные корневища, которые словно бы открывали секретные проходы вглубь земли, затянутые густой паутиной.
Внезапно сбоку раздался страшный треск, и я с изумлением увидел, как от земли вверх взметнулась раскидистая коряга и по воздуху с жутким шумом помчалась прочь, ломая ракитник.
– Тихо! Лось! – схватил нас за руки Жоржик. – Не шевелитесь! Не дай бог с телком.
– С лосенком… – поправил я.
– Тсс!
Дождавшись, когда затихнет треск валежника, мы двинулись дальше и набрели на тропинку. Вскоре лес поредел, посветлел, появились нежно-зеленые заросли сошедшей черники и голубые кусты гонобобеля тоже без ягод, а потом нам попалась целая поляна отцветших ландышей. В мае здесь было, наверное, белым-бело, как зимой! Вскоре мы вышли на опушку, поросшую молодыми березами, орешником, лиловым иван-чаем, желтым зверобоем и лохматой кремовой таволгой. Удивили огромные лопухи. Если бы такие росли на необитаемом острове, куда вынесло Робинзона Крузо, ему не пришлось бы мастерить себе зонтик от тропического солнца. А еще меня поразил муравейник высотой под два метра, от него шел звук, похожий на шелест линии высокого напряжения, издавали его миллионы торопящихся насекомых. Воздух вокруг был едким и кислым от муравьиного спирта.