Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 58
– Юрку оставим сторожить, а сами в три приема перетаскаем, – предложил Тимофеич.
– Все руки оборвем! – заскулила Лида.
– Я сейчас, – пообещал Жоржик и побежал догонять Василия.
Взрослые уже начали волноваться, как вдруг с воды донесся плеск и скрип уключин. Егор Петрович, умело управляя веслами, с разгону уткнулся смоленым носом в песок, и они с Тимофеичем быстро перекидали наш багаж в осевшую лодку. Дед глянул на борт, едва поднимавшийся над водой, покачал головой и махнул мне рукой:
– Юрка, лезь сюда! – Он посадил меня на кучу скарба. – Остальные берегом!
Жоржик с трудом оттолкнулся от дна веслом, и мы поплыли вдоль обрыва, по которому гуськом вдоль изб шли Тимофеич, Лида и бабушка. Я послал им снисходительный воздушный поцелуй.
– Эвона, наш дом – третий с краю, – показал Жоржик, забирая подальше от берега, что меня встревожило, ведь я тогда еще не умел плавать. – Здесь камни… – объяснил он свой маневр.
Перед отъездом мне в «Детском мире» купили резиновый круг за рубль двадцать копеек, самый дешевый.
– Может, возьмем подороже? – засомневалась Лида.
– Зачем? – удивился Тимофеич. – Пусть учится плавать! Парню в армию идти.
Круг мне сразу не понравился. Во-первых, он был девчачий, весь в каких-то розовых виньетках, во-вторых, от него пахло галошами, а если сильно надавить, из дырочки вместе с воздухом струился какой-то белый порошок, и это напоминало мне один неприятный случай. Как-то родители ушли в кино, оставив меня дома одного. Не помню уж зачем, я поднял матрац их кровати и нашел там странные квадратные пакетики с розовыми буквами, один был надорван, а внутри обнаружился скатанный, как чулок, резиновый шарик, но не красный или синий, а белый. Понятно: родители купили мне подарок и спрятали до майских праздников. Я решил, ничего страшного не произойдет, если один из них я надую. Сказано – сделано. Шарик увеличился до размеров дыньки-колхозницы, а потом оглушительно лопнул, оставив в воздухе белое облачко, какое бывает, если встряхнуть сухую тряпку для стирания мела с доски. Хлопок мне понравился, я стал испытывать, до каких размеров можно надувать эти странные пузыри, и не успокоился, пока не испытал почти весь запас.
Родители вернулись, когда я, надув и перевязав ниткой последний шарик, подталкивал его вверх, недоумевая, почему он в отличие от тех, что продают и накачивают газом на улице, не хочет подниматься к потолку.
– Это еще что такое?! – побагровел Тимофеич и стал нервно расстегивать ремень на брюках.
– Ладно, Миш, – схватила его за руку Лида. – Не надо из-за двухкопеечной ерунды ребенка наказывать. Он еще не понимает…
– Дело не в копейках! Почему без спросу?
– А ты бы разрешил? – Она как-то странно улыбнулась и погрозила мне пальцем. – Зачем ты это сделал?
– Что?
– Надул.
– Но это же шарики.
– Нет.
– А что же тогда?
– Что бы то ни было – без спросу нельзя. Будешь наказан.
Ремень остался в брюках, а меня до ужина поставили в угол.
…В общем, поначалу, надев на себя через голову круг, я под наблюдением Лиды барахтался у самого берега, ожидая, когда пройдет теплоход, чтобы покачаться на волнах. Самые большие валы катились от четырехпалубного «Советского Союза», они могли даже вынести тебя на серый песок, усеянный радужными осколками, остатками сокровищ Стеньки Разина, атаман утопил их в Волге-матушке, чтобы не достались эксплуататорам. Так, по крайней мере, объяснял мне Жоржик. Лида же потом сказала, что это перламутр, и я собирал его в круглую жестяную коробку из-под леденцов.