Сов Семь - стр. 16
Корабли.
С парусами.
Чтобы плыть до берегов.
– Что вы можете сказать о современном мире?
– Он великолепен.
– Вы, должно быть, очарованы кораблями?
– Они могут плыть до берега.
– Вы чувствуете своего предшественника, который пожертвовал для вас своим телом?
– Да, я ощущаю его.
– Что вы планируете делать дальше?
Он улыбается. Глэтти так не улыбался.
– Я буду строить корабли.
Корабль поднимается в небо, выше, выше, выше, взмахивает крыльями, беспомощно кувыркается в небе, кажется, сейчас упадет…
…нет.
Не падает.
Выше, выше, поднимается до самой луны.
Аплодисменты.
Первые пассажиры спускаются на луну с летучего корабля.
– …и человеком года в этом году объявлен…
Глэтти раскланивается.
То есть, уже не Глэтти.
Но раскланивается.
Думает, что он тут делает вообще, ему вообще не до того, ему бы сейчас туда, где корабли…
Корабль беспомощно взмахивает крыльями, выше, выше, выше, крылья слабеют, крылья не слушаются, корабль падает.
– Что ж вы хотели… – говорят Глэтти, который не Глэтти, – не полетят они выше, не полетят…
Глэтти в гневе бросает оземь шапку.
Ну, может, еще сделаете… когда-нибудь… – утешают Глэтти.
Глэтти распахивает чердачное окно, расправляет крылья.
Взмахивает крыльями, еще, еще, еще.
Летит в небо.
Выше, выше.
До самых звезд.
Крылья слабеют, крылья не слушаются, Глэтти падает в бесконечную пустоту.
Рано ушел, говорят люди.
Сколько бы еще сделал, говорят люди.
Безмостие
Завтра Аглаи не будет.
И Герти не будет.
И никого-никого не будет.
Уго думает, последнюю ночь ему осталось думать, что делать, чтобы Аглая была, и чтобы Герти была, и чтобы все-все были.
Ужинают.
Уго из уважения к Герти и Аглае целиком не глотает, на куски режет.
У них так положено.
А зачем вы так делаете, спрашивает Уго. Не про куски, про другое спрашивает.
А так надо, говорят сестры.
А кому надо, спрашивает Уго.
А сестры смеются.
А надо.
Уго еще по городку походил, в один дом, в другой, в третий, с кренделем на вывеске, со старым фонарем, и в дом, где живет вдова пастора. Пил чай, ел как положено, на кусочки резал, целиком не глотал.
У всех спрашивал:
Зачем?
А так надо.
А кому?
А никто не знает.
Наутро Уго просыпается, когда уже всё началось, он просыпается и слышит – все началось. Уго выползает из дома, смотрит на бегущих, вон они, толпами, толпами, мчатся прочь из города по главной улице, к обрыву, и – в пустоту.
Один.
Два.
Десять.
Сто.
Тысяча.
Уго хочет схватить кого-нибудь за шиворот – не хватает. Уже знает, все бесполезно, – схватить, затащить в тюремную камеру, запереть под замок, смотреть, как люди остервенело бьются о стальные решетки – в кровь…
Уго молчит.
Смотрит на бегущих – сам не знает, зачем.
Пронзительный крик кого-то, упавшего в пропасть.
Уго молчит.
Уже все сказал, уже бесполезно.
…до сих пор никто не может объяснить странные миграции жителей Лемибурга – раз в сто лет они собираются толпами и бросаются в пропасть….
В городе осталась Аглая.
А Герти нет.
И вдова старого пастора.
И булочник с женой.
И семейная пара, которая жила в доме со старым фонарем.
И еще человек сто.
В церкви собираются, молятся.
Благодарят кого-то, что уберег.
землю идут пахать.
Уго ходит по закромам, проверяет, может, еды людям было мало, вот и бросились…
…нет, много еды, полные закрома, что же случилось-то…
Уго спускается по обрыву посмотреть, что там внизу, за чем там люди прыгали. Нет, ничего нет, искалеченные трупы с уже подсохшей кровью. Уго хватает умершего, тащит на край обрыва, к подвальчику, где Уго живет. Глотает умершего, Уго целиком глотать любит.