Размер шрифта
-
+

Сотник. Кузнечик - стр. 21

– Точно так не выйдет. Видишь, пластина немного помята. Я её, конечно, выправлю, но всё равно видно будет. А вот если я их обе поправлю, то разницу и не заметишь. Да и отделаю так, что они намного красивее станут. Не дура же Анька на такое ругаться.

– Минька сказал, что дура. Она всегда ругается, – девчушка шмыгнула носом. – А ты сумеешь?

Тимофей уверенно кивнул и потянул сумку с инструментом. Девочка тут же пристроилась сбоку на табурете, на котором вчера вечером сидела Юлька.

– Меня Елька зовут, – она наконец нашла способ познакомиться, поглядела на разложенный инструмент и спросила: – А ты кузнец?

– Ваши Кузнечиком прозвали. А кузнецом дед был… – Тимка вздохнул. – А вообще меня Тимофеем зовут.

Елька кивнула.

– Тебя на болоте вчера нашли. Мне Сенька рассказывал, он в десятке гонцов состоит. Ой!.. – девчушка испуганно прикрыла ладошкой рот. – У тебя же дед умер!

Чуть ли не больше всего на свете Тимка не любил, когда его кто-нибудь начинал жалеть. Особенно когда какая-нибудь дородная баба, вспоминая его умершую мать, начинала голосить: «Сиротинушка-а!..», пытаясь облапить и прижать к себе мальчишку. И удрать неудобно, и слушать тошно. Но тогда хоть дед мог рявкнуть: «А ну, хватить выть, бабы! Чай, не покойник ещё!» Тимофей покосился на девчонку. Нет, жалости в её глазах не было, скорее испуг, что ли. Тимка даже удивился – а ей с чего пугаться-то?

– У нас в поветрие тоже много умерло, – сообщила она. – А Нинеина весь вообще вся вымерла.


Скрип отворившейся двери прервал неловкое молчание. В кузницу ввалился улыбающийся Киприан.

– Здорово, Кузнечик! О, молодец, уже и горн развел! – Киприан отодвинул засов и крикнул: – Гаврюха! Отворяй давай.

Кусок стены, оказавшийся здоровенной воротиной, открылся, пропустив в кузницу поток утреннего света. Через образовавшийся широкий проход вошёл хмурый спросонья отрок.

– Во! – Киприан с утра был полон задора. – Я ж тебе говорил, что к нашему приходу горн гореть будет.

– Ну так и спали бы ещё… – Гаврюха Киприанового веселья почему-то не разделял. – А эти мелкие чего тут делают?

Киприан пригляделся.

– Еля! А ты чего тут так рано? Матушка-боярыня увидит, ругаться начнет.

Тимофей за свою жизнь знал и побаивался только одного боярина – Журавля и, услыхав про боярыню, тут же навострил уши.

– У меня вот, поломалось, – Елька вспомнила про своё горе и всхлипнула. – А Кузнечик починить обещался.

Отроки подошли к столу.

– Ого, – покачал головой Гавриил, рассматривая покалеченную серёжку. – Это те, что дядька Лавр для боярышни Анны делал? Как же ты её так?

Тимофей опешил – эта дура Анька, оказывается, боярышня.

– Надо в Ратное везти. Дядька Лавр поправит, – Гаврюха поморщился. – Сами не сделаем, инструмент больно тонкий надо.

У девчушки опять на глазах заблестели слёзы. Испуганный взгляд метался между Тимкой и Гаврюхой, который продолжал вертеть в руках серёжку.

Киприан перехватил умоляющий взгляд, которым Елька смотрела на Кузнечика, и забрал у напарника поломанную серьгу. Посмотрел, прикинул работу. Почесал макушку.

– А точно сможешь? – обратился он к Тимке. – Как бы не запортить совсем. Работа дорогая.

Мальчик коротко кивнул головой.

– Вот этот? – Гавриил даже не рассердился, а удивился. – Ты что, сдурел, что ли, незнамо кому такую работу доверить?

Страница 21