Сострадание к врагу - стр. 27
– То есть ты прилетел сюда не за моей смертью?
– Я не оставляю в живых тех, кто видел меня, – отрубил Бойд.
– Ерунда, лишний миллион никому не помешает, – сказал Гурвиц. – Ради лишнего миллиона можно поступиться принципом, даже таким полезным принципом.
– Это не принцип, это древний закон, обязательный для всех воинов Аштарры, – размеренно и почти торжественно произнес Бойд.
И тут Гурвиц понял. Его зрачки расширились, а лицо словно окаменело. Он побледнел, задергалась жилка у правого глаза. На лбу выступили капли пота. Гурвиц увидел свою смерть. Он помолчал немного, а затем плюнул Бойду под ноги.
– За это я повешу тебя на твоем собственном языке, человек, – пообещал Бойд.
– Воин Аштарры! – Гурвиц плюнул еще раз и рассмеялся. – От тебя воняет, волосатая ты скотина! Вся твоя Аштарра не стоит волоска в заднице грязной обезьяны!
– Зря ты так сказал, – Бойд говорил тихо и медленно. – Аштарра – лучшее, что было в этой Вселенной. Ее можно только любить. Ею можно только восхищаться. Аштарра божественна, она великолепна. Этого нельзя не понимать.
– А я плюю на нее!
– Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты посмел обидеть меня, и ты заплатишь за это, но не смей так говорить об Аштарре.
– А я смею. Вся Аштарра дерьмо, если у нее такой воин, как ты.
Бойд сжал кулаки и подошел ближе. Но человек не испугался. В этот раз Гурвиц плюнул ему прямо в лицо; плевок повис на черной бороде. Бойд поднял руку и сломал человеку шею. Потом отшвырнул тело в сторону. Этот человек был умен. Он сумел провести самого Бойда, он сумел умереть так просто. Бойд рассвирепел. Он ударил кулаком по столу, и стол рассыпался. Бойд начал крушить всё, что оставалось в комнате. Он вырвал трубу, идущую вдоль стены, и из отверстия вырвался раскаленный пар. Пар ожег ему руку, но это только сильнее разозлило Бойда. Он ударил трубой в стену и провалил тонкую перегородку. Он бушевал еще несколько минут, ломая всё и выкрикивая древние мантры гнева. И, наконец, гнев его утих.
Другой бородатый гигант вошел в комнату, точнее, в то, что от нее осталось.
– Принеси зеркало! – приказал Бойд.
Он приставил зеркало к стене и долго смотрел на свое отражение. Потом вытер плевок с бороды, посмотрел на свою руку и вытер ее о собственный живот.
– Что с вами?
– Ничего. Он посмел плохо отозваться об Аштарре. Как он мог это сказать?
– Он был безумен.
– Возможно. Но он сказал, что Аштарра плоха, потому что у нее плохой воин. Он имел в виду меня. Почему он сказал, что я плохой воин? Что со мной не так? – спросил Бойд.
– Он просто хотел быстрой смерти.
– Да, – согласился Бойд, – но этот человек сумел меня обидеть.
Бойд закатил рукав на левой руке. Рука была не просто обожжена паром: сломаны обе кости предплечья, они торчали, оттопыривая кожу.
– Линис, – обратился Бойд к одному из помощников. – Что с человеком? Уже умер?
– Шея сломана, но сердце еще бьется. Он без сознания.
– Жаль. Пусть его бросят к Зеленому Солту, зверушка давно ничего не ела. Посмотри на мою руку. Как ты думаешь, это можно вправить? Или лучше отрезать сразу?
– Можно попробовать, но, по-моему, мышца вошла между осколками.
Бойд потянул за свою сломанную руку, дернул, а затем отпустил. Стало еще хуже, кости не становились на место.
– Отрезай, – приказал он.
Линис достал небольшой прибор, напоминающий зажигалку, нажал кнопку. Короткий светящийся луч, тонкий, как хирургическая игла, вошел в плоть. Через несколько секунд сломанная рука Бойда лежала на полу. Вместе с ней лежал отрезанный кусок рукава.