Сороковник. Книга 3 - стр. 25
Он отбрасывает в камин сигару, выкуренную наполовину. Подходит к окну, смотрит в ночную темень.
Оборотник яростно сверкает глазами.
– Но ты-то идешь!
– Иду. Один за всех. Знаешь, сколько в Мире осталось некромантов? Триста сорок два человека, Аркадий. Это – включая женщин, детей и стариков. Триста сорок два, на всей Гайе. Мы вынуждены собой дорожить.
«…моя дорогая донна… очень дорогая…»
Вот почему у них так ценятся дети – и их матери.
Мужчины ещё о чём-то говорят, но я не вслушиваюсь. Мысли мои вновь возвращаются к прежнему. Васюта никуда и не уезжал, думаю с горечью. Но и не вернулся. Он выбрал не просто Сороковник, а войну, возможно, справедливо рассудив, что квест может сработать и там, на поле боя. Или, скорее всего, перед лицом реальной угрозы для целого города вынужден был, скрепя сердце, отодвинуть в сторону Игру и заняться тем, что предназначено самой судьбою: защитой. Чтобы каждая мать, а не только я, могла вернуться к своим детям и жить с ними долго и счастливо.
– Можно мне с вами? – робко спрашиваю, забыв о предыдущих благих рассуждениях.
Некромант, развернувшись от окна, смотрит пристально. Отблески каминного пламени играют на чеканном лице, отражаются в глазах. Он пока молчит, но на лице его прописано: ты обещала, Ива!
Вместо него отвечает Аркадий.
– Нечего тебе там делать. Выкинь эту дурь из головы; ты сидишь здесь.
– Аркаша…
– Зелень ты ещё. Необстрелянная.
– Но я умею…
– Пробный бой ничего не значит, ты ни разу не была в самой гуще. Потеряешься, растеряешься – ближайший воин тебя мечом срежет или просто конём затопчет. Ты это брось, видел я таких умниц: цепенеют от страха – и капец. И не думай, Васюте про тебя даже словом не обмолвлюсь, чтоб перед боем не брал в голову лишнего, вот закончится всё, – он косит на Магу, – тогда и будете разбираться.
– Если закончится в нашу пользу, – мрачно говорит Мага. Он снова изучает ночную улицу.
Прав оборотник, прав, но как же мне тут высиживать, когда, быть может, завтра уже будет поздно… До меня доносится еле уловимый аромат хризантемы, холодная ладонь стискивает плечо. Как он смог подойти так бесшумно?
– Будь благоразумна, Ива. И не забывай о своём обещании.
– Но это совсем другое, – слова даются мне с трудом. – Он может погибнуть. Ты же сам говоришь – сильнейшие против сильнейших.
– Мы с Аркадием тоже можем погибнуть; разве тебя это не волнует?
Щеки мне так и опаляет стыдом. А он продолжает:
– Вот что я тебе скажу: Аркадий прав. Если останется, кому разбираться – сделаем это после боя, я ни от кого не прячусь по углам. Но пока будь добра, не высовывайся. Там ты будешь только мешать.
– Мага-а! – я сдерживаю рыдание. – Но не могу же я тут просто отсиживаться, пока вы там умирать будете, пойми! Чем-то женщины всё-таки занимаются на войне! Хоть раненых буду перевязывать!
– Для того полно паладинов, – припечатывает Аркадий. – И целителей при дружинах, опытных, обстрелянных, у которых всё отработано. Ты – лишнее звено. Не ной, Ваня. Кроме Лориных девиц там ни одной бабы нет, вот и тебя быть не должно. Всё.
С треском отодвигаю скамейку и ухожу от них наверх. Меряю шагами спальню, бешусь не хуже Маги. Решили они… Нора, первее меня освоившая кровать, недоумённо за мной наблюдает.
Не запрут же меня, в конце концов!
И что? Дождаться, когда они уедут, и сбежать, как пацаны в Великую Отечественную, «на фронт»? Да я не знаю даже, в какую сторону податься. И на чём, на своих двоих? И неизвестно, какая нечисть на дороге может пошаливать.