Сороковник. Книга 2 - стр. 2
Пока роса не высохнет.
Здесь десятка три ульев, может, и больше. При такой пасеке обязательно бывает сторож или смотритель, ибо любителей полакомиться на дармовщину всегда хватает. Возможная встреча с незнакомым человеком тревожит больше, чем пчелиные жала; из-за прессинга грядущего квеста мне за каждым кустом мерещится опасность. Но отыскать хоть кого-то необходимо, дабы узнать, где я нахожусь, есть ли впереди деревня или город, и куда мне вообще податься?
В роще тихо, лишь изредка подчирикивают одиночки-пустельги. Сквозь деревца проходят снопы рассветного сияния. Дорога суживается, виляет меж берёз и ёлок, кое-где проглядывают старые пеньки и поваленные ветром стволы, и я вдруг понимаю, что если не присяду – рухну. Не сколько от усталости, сколько от нервного напряжения, не отпускающего всю ночь. Пристраиваюсь на кочку рядом с немолодой берёзой, под лопатку немедленно впивается сучок. Кое-как поёрзав, нахожу удобное положение, с облегчением вытягиваю ноги и закрываю глаза. Только на минуточку… Кажется, на этот раз я просто задремала, безо всяких временных и ментальных заморочек.
Выключаюсь совсем ненадолго, потому что, когда открываю глаза – рассветные лучи лишь начинают светлеть. Но даже этого времени мне хватает, чтобы почувствовать себя легче. Где-то неподалёку шумно лакает Тейлор – по крайней мере, надеюсь, что кроме него здесь это делать некому. Вода? Дёрнувшись, чуть не валюсь с кочки. Он нашёл воду? Только сейчас чувствую, как ссохлось горло. Спешу на звук, уворачиваясь от мелких веток. Совсем рядом на небольшой полянке родник, края которого обложены плоскими камнями. От него вглубь рощи отведён ручей – должно быть, теми же заботливыми руками, что обиходили и повесили на рябиновый сучок берестяной ковшик. Нерешительно глянув на ладони, я сперва смываю над травой кровь, и от ледяной воды тотчас адски щиплет порезы; а потом уже напиваюсь до ломоты в зубах, до холода в животе. Жить сразу становится интереснее. Но голоднее.
Значит, всё нормально. Раз аппетит не отшибло – ещё побарахтаюсь. Лезу в карман за носовым платком – вытереть руки, и неожиданно натыкаюсь на очень знакомый предмет. Странно, почему я его раньше не заметила? Впрочем, ничего удивительного. Вот уже много лет я по привычке сую его в карман, игнорируя сумочки, в которых он вечно теряется или норовит прорвать подкладку и затаиться в самых укромных уголках. Даже дома я не оставляла его ни на полочке, ни в ключнице, а таскала с собой. И сейчас я отчётливо вспоминаю, как цапнула его с собой в тот злополучный последний вечер в родном Игроке, как потом машинально прихватывала, уходя даже из Васютиного дома. Ключ от дома.
Всё, что у меня осталось.
Солидный ключ-штырь сцеплен с магнитным язычком от подъездной двери небольшим металлическим брелоком, что привёз мне однажды отец из французского города Мана. На аверсе пожелтевшего потёртого от времени кругляша – современный бизнес-центр, на реверсе – средневековые башенки. И надпись: «Le Mans». Я невольно усмехаюсь неожиданному совпадению. Так и есть, из современного города я попала в почти средневековый. Выходит, лет десять таскала с собой предсказание собственной судьбы…
Улыбаюсь ключу как другу. И снова прячу. Ты мне ещё пригодишься, приятель.