Сорока - стр. 28
Когда он начал называть ее «деткой»? Это, возможно, в первый раз, а может она уже встречалась с ним в прошлой жизни, поэтому слово прозвучало так знакомо? И ей не показалось бы странным, если бы вдруг выяснилось, что Кевин знает ее мать. Судьба, наверное, не случайно привела Марису в этот паб, который уже не выглядел уютным и безопасным: заведение оказалось грязным и мрачным, а в туалете воняло прокисшей мочой и энергетиками, но ей было все равно. Так весело. Она веселится. Очень весело! Разве нет?
Мариса по привычке взглянула на свое отражение в зеркале. Видела смутно, но ей все понравилось. Нанесла еще немного блеска для губ, ведь с количеством блеска невозможно переборщить, а когда вернулась, заметила, что Кевин уже протягивает ее куртку, ожидая, пока она засунет руки в рукава, что Мариса и сделала без лишних вопросов. Затем они вышли на улицу, которая, казалось, раскачивается под ногами, поэтому ей сложно было удержать равновесие. Это оказалось смешнее шутки Кевина. Теперь она подумала об этом анекдоте и сочла его жутким, а не смешным. Но плевать, этот парень так добр к ней – угостил ее кучей напитков.
– Я же не заплатила, – с трудом проговорила Мариса.
– Говорю тебе, детка, все за счет заведения. А теперь поехали домой.
– Мне нужно найти маму.
Кевин рассмеялся.
– Хорошо, детка. Это не займет много времени. Потом можешь идти и искать кого хочешь. Договорились?
Мариса кивнула.
– Договорились, – ответила она, доверившись Кевину. Он австралиец, и похож на парней из сериала «Домой и в путь», носит рубашку, а еще у него красивый профиль. Мариса почувствовала, как его рука обвивает ее тело, подобно тому удаву с урока биологии. Удав, как рассказывали в школе, хладнокровно усиливает хватку до тех пор, пока кровяное давление жертвы не упадет, а сердце не перестанет биться.
– Ты змея? – спросила Мариса и взглянула на спутника. И только сейчас заметила, что Кевин несет ее рюкзак, а в него она положила телефон после второго или, может быть, третьего стакана, и теперь поняла, что у нее нет возможности сообщить кому-нибудь о своем местонахождении. На самом деле Мариса совершенно не понимала, где они находятся, Кевин вел ее по темным и незнакомым улицам. Шли минут десять или пятнадцать, а может, и целый час. Когда он толкнул какую-то дверь и вытащил связку ключей, она заметила на его руке татуировку якоря. Потом они поднялись по лестнице и прошли по коридору до еще одной двери. Затем он начал снимать с нее одежду и повалил на ковер. От испуга Мариса подогнула колени, но Кевин силой широко раздвинул ее ноги, словно проделывал это с неодушевленной куклой, и в этот момент она попыталась сопротивляться и прокричала «нет», но было слишком поздно. Она оказалась слишком пьяна, слаба, молода и напугана. Кевин навис над ней, и Мариса смогла прочитать этикетку на воротнике его рубашки, именно на ней она и решила сосредоточиться, на этих двух словах «Ривер-Айленд», вышитых белыми нитками на черном фоне. Он сжал ее правую руку, а свободной рукой расстегнул джинсы. Она затихла. Тело Марисы перестало подчиняться командам. Наступило мгновение абсолютной тишины и абсолютной неподвижности.
Потом он ее изнасиловал.
Когда все закончилось, на следующее утро она вышла из квартиры Кевина, ей не с кем было поделиться тем, что с ней случилось. Ради отгула Мариса солгала в школе. Отец совершенно не знал об ее планах, они не были достаточно близки, и она не могла ему довериться. Мариса ненавидела себя, но ночью ей некуда идти. Она прижалась к самому краю двуспального матраса, чтобы он больше ее не трогал, но опасения оказались напрасными, поскольку насильник быстро потерял интерес. Кевин увидел кровавые пятна на ковре и произнес: «Черт, ты могла бы мне сказать». Мариса так и не поняла, имел ли он в виду, что она должна была сказать о девственности, или он предположил, что у нее месячные.