Сорока Джон и Похититель душ. Вор против Вора - стр. 2
Когда Джону Хафу было полных пять лет, Хмурый Стивен ушел из жизни, навсегда покинув сироту вновь одного в проклятом Богом месте. Сердечный приступ застал работягу за любимым делом – в момент прессовки металлического хлама. Он просто внезапно вывалился из своей кабины и больше никогда не встал.
Директор свалки прознал о мелком приживале и запретил Джону жить в вагончике. Но с территории все же гнать не стал. Нужно понимать, что в то время люди умирали от голода и болезней повсеместно, и позволив мальчику продолжать считать свалку своим домом, начальство показало себя несказанно милосердным. Хоть никто и не верил, что малыш долго протянет в таком месте.
Но Джон обладал величайшей любовью к жизни и уходить из нее никуда не собирался. Несчастный и исхудалый, он нашел в одной из гор старых ржавых авто маленький лаз, в который смог бы пробраться далеко не каждый. Мальчик стал жить внутри огромного старого фургона, заваленного различным мусором, вроде ржавых кондиционеров, старых авто, стиральных машин и рефрижераторов. Оборудованный кожаными рваными диванами, черным журнальным столиком и мягкой желтой обивкой всего корпуса, изнутри старый Peugeot Traveller имел все шансы стать идеальной «берлогой-убежищем». В принципе, в фургоне было все необходимое, так казалось пятилетнему Сороке, а ему, и правда, немного нужно было. Большая часть лобового стекла выглядывала из горы хлама, благодаря чему пускала в салон определенную долю солнечного света в дневное время (хоть застать там Джона днем было практически невозможно). «Для ночёвки более чем достаточно», – считал Джон. В душ же он всегда мог сходить в общественную баню при угледобывающей шахте. Комендант пускала сироту совершенно бесплатно, ей вполне хватало разок заглянуть в удивительные карие глаза этого чумазого мальчика. Вдобавок ко всему, его худо-бедно подкармливали работяги со свалки. Пользуясь этой незамысловатой схемой, Сорока замечательно (на его взгляд) дожил до 10-ти лет.
Руками демонстрируя Умнику размеры пойманной им рыбы, Джон также демонстрировал свои вечно поцарапанные бродячими котами и выпачканные в машинном масле руки. Он просто обожал технику и все что с ней связано. Извечная полоска мазута где-нибудь на щеке – визитная карточка упорного будущего техника, часто потирающего в кропотливом процессе лицо. К сожалению, в силу малого возраста, у Джона пока лучше выходило разбирать, чем собирать что-либо. Но и этот процесс, также как и сборка, требует немало концентрации и усидчивости, чего обычно недостает совсем зеленой пацанве. Выглядел он, как любой другой нищий мальчишка: смолянистые вьющиеся волосы, что все время лезут в глаза; обветренная грубая кожа, потемневшая в результате длительного воздействия уличных ветров и палящего небесного светила; поношенная и растянутая, но все еще горячо любимая серо-голубая футболка с дельфинами; черные короткие шорты, резиновые шлепки и небольшая прямоугольная картонная коробочка размером 30х10 см, не более 10 см толщиной. Эта коробочка была его самым большим сокровищем, обнаруженным Джоном в одном из бардачков старой Шевроле. На коробке была надпись на иностранном языке – один из работников свалки был иммигрантом из бывшей России и смог перевести надпись Джону.