Сорок пять. Часть вторая, третья - стр. 5

– Каким образом, друг мой?

Шико был как на иголках – он дорого бы дал, хотя ему очень хотелось есть, чтобы уйти и лечь спать, пусть без ужина. «Буря разражается!» – шептал он про себя.

– Государь, – королева сохраняла спокойствие, – я очень жалею, что вы забыли латынь. Однако вы учились, кажется, этому языку.

– Из всей латыни я помню только эту фразу: «Deus et virtus aeterna»[2] – странное сочетание мужского, женского и среднего родов, чего мой учитель не мог никак объяснить без помощи греческого языка, а я его понимаю еще меньше, чем латинский.

– Государь, если вы поймете, то увидите, что письмо наполнено всевозможными комплиментами, относящимися ко мне.

– Очень хорошо, – одобрил король.

– Optime[3],– добавил Шико.

– Но отчего же эти любезности могут поссорить меня с вами? Если в письме комплименты, то я одного мнения с братом Генрихом. Если же в этом письме говорится о вас дурно – тогда другое дело, и я понимаю политику моего брата.

– А если говорится обо мне дурно, то вы понимаете политику Генриха?

– Да, политику Генриха Валуа. Он имеет побудительные причины ссорить меня с вами.

– Все эти комплименты, государь, не что иное, как вкрадчивое вступление к клевете на ваших и моих друзей.

После этих смело произнесенных слов Маргарита готовилась выслушать возражение.

Шико совсем повесил нос. Генрих только плечами пожал.

– Подумайте хорошенько, так ли вы перевели и есть ли подобное намерение в письме вашего брата?

Как ни кротко прозвучали эти слова, Маргарита посмотрела на мужа недоверчиво.

– Выслушайте до конца, государь.

– Бог свидетель, я только этого и хочу.

– Посмотрим. Имеете вы надобность в слугах или нет?

– Имею ли я в них надобность, друг мой? Хороший вопрос! Что бы я стал без них делать?

– Так вот, король хочет разлучить вас с лучшими из ваших подданных.

– Не верится мне что-то…

– Браво, государь! – прошептал Шико.

– Э, конечно! – отвечал Генрих с тем изумительным простодушием, ему одному свойственным, перед которым до конца его жизни никто не мог устоять. – Те, кто у меня служит, привязаны ко мне не из выгоды, а по расположению. Мне нечего дать им.

– Вы отдали им свое сердце, государь, – это лучшая награда короля за расположение друзей.

– Да, мой друг. Итак?

– Итак, государь, не верьте им больше.

– Помилуй бог! Если они сами меня к тому принудят, но без этого…

– Хорошо, государь. Но если вам покажут их проступки?

– А! А как докажут и чем?

Шико снова опустил голову, как делал в затруднительные мгновения.

– Я не могу вам рассказать этого, государь, не подвергаясь позору… – И она посмотрела вокруг себя.

Шико понял, что стесняет королеву, и отступил назад.

– Любезный посол, – обратился к нему король, – потрудитесь подождать меня в моем кабинете. Королева хочет сказать мне что-то секретное – что-то касающееся моих подданных, как я полагаю.

Маргарита осталась почти неподвижна и только слегка кивнула головой. Видя, что супругам без него будет легче объясниться, Шико встал и оставил комнату, поклонившись сразу королю и королеве.

Удалить очевидца, которого Маргарита считала гораздо более сведущим, чем он сам признавался, было победой или, скорее, залогом безопасности королевы. Маргарита, как мы сказали, считала Шико довольно ученым, а наедине с мужем она могла свободно менять смысл латинских слов, дополняя их примечаниями, которых не придумают все земные схоласты.