Сорок лет среди грабителей и убийц - стр. 17

– Хорошо, – ответил я. – Сегодня его поймаем! Иди и следи. К двум часам я приду к тебе сам.

Я попросил себе в помощь двух богатырей, Смирнова с Петрушевым, и в два часа ночи был против будки номер 11.

Она имела еще более зловещий вид, потому что ее окна не светились. Кругом темно, ночь мрачная, безлунная.

Я едва нашел агента.

– Здесь, пришел… – прошептал он.

Я взял в темноте за руки Смирнова и Петрушева и сказал им:

– Пойдем к дверям и постучим. Если отворят, сразу вваливайтесь, а я дверь запру. Фонарь с вами?

– Здесь!

– Давайте его мне!

Я взял фонарь, приоткрыл в нем створку, нащупал огарок и приготовил спички. Потом мы втроем подошли к дверям, и я постучал в окно. Никто не отозвался. Я постучал настойчивее. За дверью послышался шорох, потом Анна закричала:

– Кто там?

Я изменил голос и ответил:

– Отвори! От Стефании и от отца!

За дверью опять все смолкло, затем звякнула задвижка, и дверь чуть-чуть приоткрылась.

Моим молодцам этого было достаточно. Они мигом распахнули дверь и ворвались в комнату. Раздался страшный крик перепуганной Анны.

Я вошел за ними, тотчас запер дверь и зажег фонарь. Это было делом одной минуты.

Перед нами стояла Анна в длинной сорочке.

– А где Мишка? – спросил я.

Она продолжала кричать как резаная.

– Какой Мишка? Я ничего не знаю. Вы всех забрали, оставьте меня!

– Ну, братцы, идите прямо к двери, на ту сторону, – сказал я, – да осторожно. Смотрите направо, он там может быть, за печкой.

Я не успел закончить, как Анна бросилась к двери и заслонила ее собой.

– Пошли вон! Не пущу! – вопила она.

Я потерял терпение.

– Берите ее! – крикнул я.

Она стала сопротивляться с яростью дикой кошки, но мои силачи тотчас управились с ней. Смирнов сдернул с кровати широкое одеяло, ловко накинул на нее, и через две минуты она лежала на постели спеленутая и перевязанная по рукам и ногам.

Тогда она стала кричать:

– Спасайся!

В ту же минуту распахнулась дверь, и из нее выскочил Мишка Поянен, страшный, как сибирский медведь. В руках у него была выломанная из стола ножка.

– А, ты здесь, почтенный! – крикнул я ему.

Мой голос привел его в бешенство, и он, забыв о двух моих пособниках, с ревом кинулся на меня и… в ту же минуту лежал на полу.

Петрушев подставил ему ногу и сразу насел на него. Через пять минут он уже лежал связанный.

На другой день мы снимали с него допрос. Личность его была удостоверена раньше. Ему было всего тридцать лет. Выборгский уроженец, он был у себя на родине четыре раза под судом за кражи и два раза был сечен розгами по сорок ударов каждый раз. Это все, что мы о нем знали.

Сам он от всего отрекался. Не узнавал Славинского, Стефании, Калины, меня. Отрицал всякое соучастие в преступлениях и, хотя его убеждали и я, и Келчевский, и Прудников, и пристав, и даже пастор, все-таки не сказал ни одного слова признания.

Но улики против него были слишком очевидны, чтобы он мог избегнуть наказания.

С Перфильевым дело было гораздо труднее, но мне помог случай.

Кстати о «случае».

В деятельности сыскной полиции очень часто встречается этот «случай», а незнакомые с нашими приемами люди часто даже иронизируют по этому поводу, приписывая все наши открытия случайности.

Но случайность случайности рознь. Действительно, нам всегда помогает «случай», но дело в том, что мы сами ищем этот «случай», мы гоняемся за ним и в долгих, неустанных поисках наконец натыкаемся на него.