Сон и Пепел - стр. 28
Слюна ревенантов была ядовитой, и в некоторых случаях хватало лишь царапины, чтобы погибнуть. При условии, если вовремя не выпить противоядие.
Я отвернулась и, поспешно приблизившись к Майе, аккуратно приобняла ее за плечи, не давая обернуться.
Люций с Рафаилем отошли, о чем-то переговариваясь. Сновавшие туда-сюда люди с любопытством посматривали на Майю, но приближаться не рисковали, обходя Морана по дуге, будто опасаясь привлечь его внимание.
Я же задумалась об увиденном: обувь на ногах несчастного показалась мне знакомой — прямо на изделии, ближе к пятке, серыми, возможно, некогда белыми нитками небрежными стежками были выведены инициалы «А. Д». А в центре ступни, сверху, был прокол со следами темной запекшейся крови.
Не знаю, как звали убитого, да и не имело это значения, куда более важным являлось то, что он был одним из тех разбойников, что напали на нас с Майей в лесу.
Но всего я насчитала четыре тела, а мужчин было пятеро. Куда подевался последний?
Стал порождением тьмы?
— Возьми. — По фигуре Рафаиля скользили трепещущие тени от факелов.
— Это мне?
— Люций просил отдать тебе. Обращайся с ним бережно. После того, как связь с твоим клинком вернется, он его заберет. — Он передал мне кинжал с загнутой черной ручкой. Даэвы верили, что их оружие приносит удачу. Пусть это не меч, но даже обычные ножи редко уступали кому-то другому. Но больше меня удивило другое…
— Это разумно — давать мне клинок? — даже растерялась я. Этот поступок был лишен смысла. — Я ведь могу кого-то ранить.
Моран обернулся и подошел ближе, играя отражающимся от серебристых наручей светом.
— Ну конечно, — пробормотал он — небрежно, как сущую ерунду. — Это лишь временная замена Туманному, Сара. — Уголки его губ дернулись вверх, и он добавил: — Необходимая для спокойного сна.
Когда мы шли по внутреннему двору, люди и даэвы, попадавшиеся нам навстречу, уступали Люцию дорогу, последние склоняли головы в учтивом поклоне. Несмотря на столь поздний час, многие не спали.
Происходившее вызывало чувство дежавю. Точно так же кланялись главе моего ордена — отцу Фредерика. В детстве я ему даже в глаза посмотреть не смела без позволения.
Мужчина был строг, каждый его взгляд подавлял морально. Светло-голубые одежды, идеальная осанка, заплетенные волосы, отстраненное выражение лица — все это несло в себе не только угрозу, но и благородство.
Только, несмотря на это, я робела перед ним совсем по другой причине. Я ощущала отголоски непонятных мне эмоций и, лишь один раз попытавшись изучить его чувства, столкнулась со странной смесью досады, злости, раздражения и в то же время привязанности. Столько противоречий… Меня поймали с поличным прежде, чем я смогла до конца во всем разобраться.
После случившегося меня наказали — отправили в уединение на месяц, где мне пришлось медитировать все это время без возможности покинуть башню. А под конец заключения мне поручили создать ограничитель моего дара для главы ордена. Чуть позже я сотворила такой же для Фредерика с Айвен. Мы много времени проводили вместе, и им было некомфортно от того, что все их чувства для меня были как на ладони.
И преподнеся им подарок, я лишь в этом убедилась.
Вынырнув из воспоминания, я помрачнела.
В какой-то степени мне было страшно думать, что мое настоящее — уже давно минувшее прошлое. Подсознание продолжало твердить, что все это бред. Навеянный сон, что стал воспоминанием. Работа сомниума. И мне было даже стыдно, что какой-то частичкой души я действительно желала, чтобы так все и оказалось.