Солянка. Прогулки по старой Москве - стр. 14
В результате Ф. Рихтер щедро был награжден за работу – не только гонораром, но еще и орденом Владимира (правда, предпоследней, третьей степени).
Впрочем, список претензий к архитектору Рихтеру этим не ограничивался. И если до 1917 года искусствоведы были сдержанны в своих оценках – как-никак, государев объект, – то после революции высоколобые дали своим эмоциям простор, ясное дело, примешав еще и классовую сущность: «В 1856 году, в пору романтического увлечения стариной, возникла мысль восстановить якобы родовое гнездо царствующего дома, в связи с чем значительно утратившее свой облик здание было капитально обновлено архитектором Ф. Рихтером, давшим значительный простор своей фантазии: были пристроены наружные лестницы, входные сени, добавлен деревянный верхний этаж, пробиты новые окна, сочинена вся наружная обработка и, наконец, устроено внутреннее убранство, весьма разнящееся от исторической правды; однако, в угоду царизму, вся внутренняя отделка была выполнена с большой роскошью: сделаны были совершенно не соответствующие старинному стилю специальные штофные материи для обивки стен, изразцовые печи, росписи сводов, зеркальные окна, изготовлена мебель и утварь якобы в древнем стиле и т.п., не таков был уровень тогдашних знаний о быте наших предков, и эта реставрация долгое время считалась образцовой. Кроме того, весь дом был набит разновременными предметами, связанными с памятью Романовых. Теперешняя же наука при реставрационных работах прежде всего стремится сохранить и выяснить только подлинно древнее, лишь в самых крайних случаях прибегая к добавлениям нового характера; поэтому после революции, когда был вполне утрачен смысл этого прославления Романовых, основанного на ложных принципах, „дом“ был коренным образом реформирован. Архитектурная обработка, конечно, должна была остаться, но все внутреннее устройство было радикально изменено; путем устранения всех фальшивых предметов и романовских реликвий и внесением подлинно древних вещей (главным образом из собрания Оружейной Палаты) сделана попытка, по мере возможности, восстановить картину быта вельможного класса XVII в. Конечно, правильность этой картины осталась лишь приблизительной, что надлежит иметь в виду при осмотре „дома“».
В действительности не так много последовало переделок – по большому счету, все оставили как есть.
* * *
Впрочем, у людей, далеких от архитектурных знаний, не было претензий. В частности, Илья Репин именно здесь писал «Ивана Грозного». И ничего – заряжался столь необходимой ему энергетикой. Илья Ефимович писал о времени работы над «Иваном Грозным»: «Началась картина вдохновенно, шла залпами. Чувства были перегружены ужасами современности… А наша ли история не дает поддержки… Но все казалось – мало. В разгар ударов удачных мест разбирала дрожь, а потом, естественно, притуплялось чувство кошмара, брала усталость и разочарование… Я упрятывал картину с болезненным разочарованием в своих силах – слабо, слабо казалось все это… Разве возможно… Но наутро испытывал опять трепет – да, что-то похожее на то, что могло быть… И нет возможности удержаться – опять в атаку. Никому не хотелось показывать этого ужаса… Я обращался в какого-то скупца, тайно живущего своей страшной картиной».