Соловецкие бойцы - стр. 20

Берега, поросшие густым еловым лесом, вновь стали высоки. И правый вдруг засиял неслыханной белизной – словно сложенный из плит дорогого каррарского мрамора.

– Любуетесь? – спросил Славникова Родионов.

– Не может же быть, чтобы мрамор.

– Алебастр, сударь. Тоже полезный камень – в строительном деле полезен. И для ваятелей тоже.

Опять Двина сузилась до двух сотен сажен и, словно недовольная этим, вильнула влево, вправо – и обрела прежний простор. Да еще какой – берегов не разглядеть.

– Морянка идет, – сказал дядя Авдей. – Убирай парус, молодчики. А вы все – одевайтесь потеплее. Морянка – такая гадина, что до костей пробирает. Нам еще посчастливилось – могла и раньше налететь. Она там, на севере, где вековые льды, силы и холода набирается.

– Коли, не дойдя Архангельска, такой ветрище, что же на Соловках будет? – спросил Ушаков. – Меня, грешного, поди в море унесет.

– Чтобы вас унести, ураган нужен, – тихо сказал Славников. Родионов его услышал.

– Ураганы в здешних широтах не водятся, – шепнул он, – а жаль…

Началась буря, на реке поднялась такая сильная волна, что тяжелую барку стало качать, как игрушечный кораблик. Двина, словно стараясь напакостить напоследок, то вдруг сужалась, предлагая пройти одной из проток да и застрять там, то ширилась чуть ли не до пяти верст.

Славников ушел в казенку, где дрожал и ежился Гриша Чарский.

– Как вам буйство стихии? – спросил он гимназического учителя.

– Играют волны, ветер свищет, и мачта гнется и скрипит, – отвечал тот, едва не стуча зубами. – Увы, он счастия не ищет и не от счастия бежит…

– Пушкин?

– Лермонтов.

Славников с интересом посмотрел на учителя – этого-то штафирку что гонит на Соловки? Он уж точно счастия не ищет, и менее того – от счастия бежит…

И совесть у него, скорее всего, чиста.

И сны не допекают.

Может, если наконец впрячься в каторжный труд, сны просто не смогут пробиться через каменную и свинцовую усталость?

– Эй, труднички! Спать ложитесь пораньше! Бог даст, к утру до Архангельска добежим! – крикнул дядя Авдей. – Синицын, где там тебя черти носят! Ложись, завтра наломаешься!

Но подойти к Архангельску удалось не сразу – разгулялась морянка. Трудники, уже с собранными мешками, сидели на палубе, укрывшись рогожами, и от скуки похвалялись – кто в каких городах бывал и живал. В Архангельске не бывал никто, Морозов – тот всю жизнь просидел в Вологде, Славников вспомнил Москву, Киев, Воронеж, Калугу и никому не известный город Калиш, Ушаков бывал и в Санкт-Петербурге, и даже в Ревеле.

– Вам это было удобно, – заметил Родионов. – От Твери до Питера ехать – одно удовольствие. Дилижансом не более двух суток. По чугунке и того меньше.

– Зимой, по накатанной дороге, да дилижансом – да, летом – подольше. А лучше бы кибиткой, – возразил Василий. – Там растянешься, в шубу завернешься и спишь себе всю дорогу. А в дилижансе не лечь, сиди от рассвета до заката, пока доедешь – всю задницу себе отобьешь. По чугунке не ездил пока, не знаю. Диковинное это нововведение, поди знай, что этим паровозом движет. Старики, завидя дым из трубы, крестятся да к приходу антихриста готовятся. Может, им и виднее.

– Через Тверь чугунка вроде бы проходит. А хороший городок Тверь, – сказал Родионов. – Шутка есть: Тверь-городок – Москвы уголок.

– Именно так, – подтвердил Ушаков.