Солнечные пятна - стр. 20

– А я вот начала! – гогочет Ви и чокается с экраном пивной бутылкой. – Ребята, тут тоска смертная!..

– Ну и дура! – хихикаю я.

И Ви выдает:

– Ты там не влюбилась случайно? Ты какая-то странная!

Я впала в ступор. Это же Ви – моя подруга, мое Солнце. У меня не должно быть от нее секретов, как бы страстно мне ни хотелось их иметь. И какое облегчение, что Ви далеко, и наш разговор – лишь иллюзия: синюшная плоская картинка, запоздалый звук и взгляд, устремленный на экран, а не в глаза собеседника.

– Без шуток, тебе давно пора! Я в твоем возрасте уже перестала быть девочкой! Хотя дело, конечно, твое. Просто мне повезло, у меня был Че. Вот бы и тебе так повезло! Я надеюсь, ты мне сразу все расскажешь, да? Друзья навеки – помнишь? Твое здоровье! – Она снова задевает стеклянным донышком фронтальную камеру своего ноута и присасывается к горлышку бутылки.

А я молча вырубаю ноутбук и заталкиваю его под диван.

Полупустая грязная электричка, гудя, ползет сквозь замерший в неизвестности мир, над которым вездесущим оком Саурона восходит слетевшее с тормозов Солнце.

Я еду той же дорогой, по которой Ви упорхнула в свое будущее – но мне добираться всего пару часов. И приеду я в прошлое.

Прасковьино – забытая деревня в трех километрах от станции, затерянная в полях, обдуваемая всеми ветрами. Когда-то в ней жили родители отца, да и сам отец родился и вырос в простом бревенчатом доме, что уже много лет стоит с заколоченными окнами, закрытый на огромный амбарный замок. Здесь нет никаких благ цивилизации, кроме электричества – даже сотовая связь ловит сеть через раз.

Мама кемарит на сиденье напротив, уронив голову на руки, заботливо обнимая клетчатую сумку, набитую съестным и моющими средствами – неугомонная блюстительница чистоты, дремавшая в ней много месяцев, наконец пробудилась.

Улыбаюсь и провожаю взглядом деревянные домишки, проплывающие вдоль насыпи, цветы в палисадниках, перелески, погосты, поля. Я рада, что уехала из города, исчезла, потерялась – ищите меня теперь.

«Идите вы все… И ты, Че, красивый улыбчивый зомби, разбрасывающий свою боль вокруг, как заразу. И ты, Ви, сделавшая его таким. Хоть бы он заставил тебя сознаться! Помиритесь и исчезните из моей жизни куда подальше. А ты, подруга, и свои вчерашние слова с собой забери».

Снова кусаю губу, вдыхаю ртом горячий разреженный воздух и закрываю глаза. Ви не виновата – ничего нового она мне не сказала. Об их романтических встречах и страстных ночах я и так знаю в мельчайших подробностях, хотя всегда старалась не вслушиваться в многочасовые рассказы подруги на эту тему.

Вот и еду в глушь, чтобы успокоить сердце. Пару раз легонько стукаюсь о дребезжащую перегородку, обшитую фанерой – для профилактики.

Под заунывные мелодии радио «Шансон» из динамика ожившего транзистора деда мама борется с паутинами, опутавшими изнутри бревенчатую избушку, выметает из углов пыль и мышиное дерьмо, заливает поверхности хлоркой, драит полы и до блеска натирает хрупкие, отливающие радугой оконные стекла.

– Вот, Танюх… Сколько мы тут с тобой не были, а? – удивляется она.

– Два года! – подаю голос с отсыревшей допотопной тахты. Устроившись на ней по-турецки, я весь день разбиралась с ворохом старых бумаг и пожелтевших газет, добытых из недр старого сундука в чулане. «Пусть всегда будет солнце»