Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты (сборник) - стр. 76

КАРТОЧКА № 8 (бумага, карандаш). Здесь была копия портрета Густава Малера. Сильный взор, пронизывающий недра незримости, стремительный профиль, очки. Музыка – Королев мучился музыкой. Музыка была его отдохновением и соломинкой, с помощью которой он удерживался над бездной бессмысленности. Слушал он в основном джаз, но в качестве неотложной помощи держал в загашнике Малера, Шостаковича и Моцарта. Выбор его был прост, но обусловлен трудом откровения. Однажды, поздним мартовским вечером, завершив ураган предпраздничных отправок цветов в Январск, он выпил полбутылки вина и поставил Третью симфонию Малера. В начале Misterioso ему почудилось пение ангела. Он заплакал – и после слушал эту вещь редко. Причем не с благоговением неофита, а со всем душевным и физическим сосредоточением, с которым полагается священнику входить за царские врата. Ничто так не могло ему облегчить душу. Когда в Москву прилетела Джесси Норманн, чей голос явился ему ангелом, – он прорвался в консерваторию. Но на концерте великой певицы Королев не услышал ничего сверхъестественного. Впрочем, это ничуть не повлияло на внутреннюю форму музыки, заданную в нем случаем: он не смешивал реальность и веру.

КАРТОЧКА № 9 (бумага, карандаш). Здесь, крадучись по бумажному полю, он вступал под ртутный фонарь, зависший короной над шаром дорожного «кирпича», размечавшего мост перед въездом, – и стоп, дальше проваливался. Туман от незамерзшей речушки, обнимавший нереальностью взор, умножал разительность впечатления. Мост этот был точной копией моста с офорта Рембрандта «Six’s Bridge», 1645 (Cat. No. 284), который был приколот над столом. У Королева было два верных способа погрузиться в медитацию: кроить на дольки рулон шелка, сшивая вручную парашют (по кройке, опубликованной в журнале «FreeFly»), и копировать офорты Рембрандта. Случай с мостом был уникален. Такие же точно ландшафт и мост он нашел перед монастырем в Ферапонтово, куда отправился после того, как увидел фотовыставку фресок Дионисия в Третьяковке. Совпадение было совершенным не только в графической основе взгорья, седловины. В уравнении по ту сторону знака равенства, задаваемого «кирпичом», стояла и опорная конструкция ограждения, и арочный способ укладки бруса, и даже число – пять – пролетов, по которым подпирались перила… По ту сторону ручья Паски лучились высокие окна деревенского дома. Над трубой густым медленным столбом шевелился дым. В заросших морозным хвощом окнах виднелась наряженная конфетами и хлопушками елка, старинная мебель, книжные шкафы. Если бы до того не случился Рембрандт, вышел бы Леонид Андреев.

Вернувшись с работы, Королев заваривал себе чай (четыре ложки заварки на кружку), остужал двумя кусками льда, выпивал залпом и садился расчерчивать карточки.

Печатным чертежным почерком, уничтожая карточку при малейшей описке, Королев вносил свои наблюдения. Он никогда не переписывал набело отбракованные карты.

«Я люблю Родину.

Но я не могу обнять ее или даже дотронуться. Она у меня внутри.

Родина горит как сердце.

Посторонний мир удален, обезболен.

Он, как туловище, отрезан от головы и сердца. Когда кайф “заморозки” пройдет, наступит боль.

Всё вокруг встало с логических ног (основания) на слабую злую голову.

Мир кичится благостью, справедливостью, преуспеянием.