Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты (сборник) - стр. 65
В конце одной такой оргии Гиттис вместе с двумя девушками удалился на пляж, прихватив бутылку шампанского. А несколькими днями ранее он приметил недалеко от берега подводный камень. Какое-то пятно темнело в толще лазурного штиля. Этот смутный объект подспудно захватил его сознание и мучил несколько дней. Но взять где-нибудь маску, пойти еще раз на пляж, заплыть за буйки, разглядеть подробности – он ленился.
Так вот, иногда во время занятий мучительное подводное пятно всплывало перед его глазами то сундуком тусклых драгоценностей, то огневой башней торпедного катера, то головой гиганта, погруженного по шею в грунт, – головой с тихо качающимися водорослями волос. В тот вечер, крепко выпив, Гиттис прихватил с вечеринки двух девушек, которыми угощала своих участников программа «Президент», и отправился на пляж. Нетрезвый план его был нелеп: засунув в трусы бутылку, доплыть до подводной скалы и, найдя в ней опору, предаться возлияниям. В темноте Гиттис то ли не сумел отыскать камень, то ли глубина над ним слишком была велика, не достать на цыпочках, – и попытался откупорить бутылку на плаву. Вылетевшая пробка попала одной из девушек в глаз. Началась истерика.
– Я чуть не утонул, они стали хвататься за меня, кричать, тянуть на дно.
– А что с девушкой, что у нее с глазом? – спросил его Королев.
– Не знаю, – возмущенно ответил Гиттис, – я еле от них отбился.
LVII
Королев был исполнен неподотчетной ненависти. Он мучился ею, понимая греховность этого чувства. Он даже пробовал молиться, как умел, прося смиренья. Не помогало. Ненависть его, словно дар свыше, шла через него потоком горячего света. Ему было горячо в нем и по ночам, в которые ему попеременно снились два революционных сна, всё время уточнявшихся, вынимавших из него душу. Первый относился к странному житью на берегу Каспийского моря, вместе с кучкой армян-подпольщиков, хоронящихся от полиции на прибрежной даче. Апшеронский полуостров, с веранды вдали сверкает море, сад полон смокв и абрикосов, лучистая листва наполняет сферу взгляда, мелкий залив, поросший тростником, выходит к забору. Главарь подпольщиков вдруг получает известие, что англичане, вместе с мусаватистами опрокинувшие Бакинскую коммуну, арестовали комиссаров и теперь везут их на пароходе в Красноводск. Королеву поручается срочно погрузиться в ялик и плыть на опережение через весь Каспий, чтобы успеть организовать на том берегу революционные массы туркменских кочевников – и отбить у англичан наших героев… Королев налаживает паруса. Ему страшно. Товарищи толкают лодку по мелководью. Главарь – тихий и твердый седой человек в золотом пенсне, – чтобы напоследок успокоить Королева, протягивает ему книгу, ведет пальцем по оглавлению и говорит:
– Не бойся, всё будет хорошо. В двадцать второй главе тебя выпустят из плена, – говорит он, отчеркивая ногтем строчку.
– А комиссары? – спрашивал его Королев.
– Их расстреляют. Но это ничего не значит. Ты обязан их спасти. Плыви! – И каждый раз за жестом главаря Королев тянулся вдаль, тихим ходом распутывал зигзаги залива – полные паруса при совершенном штиле давали уверенную тягу, и каждый раз он замирал при виде выхода в открытое море, свободно гулявшего на просторе набегом качки, разверстых меж пенистых волн могил, – и сон обрывался на бесконечном ужасе то над вздымающейся, то над падающей в дымящуюся брызгами пропасть лодки, на том, как руль каменеет и заламывает руку, как хлопает парус, как рангоут бьет его по темечку на перемене галса…