Соль любви - стр. 7
Дядя Гера сутками сидел за компьютером. Сначала дома, потом на работе, потом снова дома. Я ходила в школу и дружила с самой некрасивой девочкой в классе. С ней никто не знался, кроме меня. Я общалась с ней потому, что была новенькой. Я так и осталась новенькой все годы моей школьной жизни. Нас никто не замечал. И слава богу. Приходили другие новенькие, если они рыпались, их мочили в сортире. Короче, били руками и ногами в школьном туалете, чтобы учителя не узнали. Избитые новенькие превращались в стареньких или исчезали как дым. Меня никто не трогал, потому что я всегда молчала. Мне просто нечего было сказать. Я была неинтересной.
После школы я часто бродила по городу. Мне нравилось смотреть на воду. Я перевешивалась через чугунные перила моста у моего дома и глазела на реку. Ее вода казалась темной и мутной, она шевелилась сама по себе, неся и закручивая бумагу, пластиковые пакеты, листья и ветки. В ней кишели бактерии, полезные, бесполезные и ужасные. Реки не бывают стерильными, я узнала об этом из уроков биологии.
Под мостом всегда было темно, даже летом, в самый солнечный день. Там прятался рот живой реки, мост гнулся усами, каменные усы росли на ее губах.
– Привет, живая протоплазма, – говорила я.
Живая протоплазма булькала под мостом, приглашая к себе. Я мечтала прыгнуть в реку и бездумно плыть по течению к своему собственному причалу. Но ни разу так и не прыгнула. Не знаю почему. Наверное, оттого, что в реке жили бактерии.
Я уселась на стол дяди Геры и заболтала ногами.
– Есть хочу, – объявила я.
– Мне некогда. Приготовь сама.
– Бабушка велела тебе обо мне заботиться. Ты обещал. Вот иди и заботься.
– Скучно? – дядя Гера развернулся ко мне.
– Средне.
Я засмотрелась на сетчатое веретено, кружащееся в мониторе. Это была не заставка. Веретено меняло цвет, у него виднелись свет и тень, оно превращалось в спираль, складывалось в бублик, разворачивалось веером, раскладывалось параллельными спицами, потом снова кружилось веретеном. На вуаль веретена, как бусины, были нанизаны электронные цифры.
– Они улетают и всегда возвращаются на свое место, – сказала я. – Туда, откуда улетели.
– Кто? – дядя Гера перевел взгляд на монитор.
– Дирижабли. Они взлетают и становятся золотыми, а когда возвращаются…
Дядя Гера смотрел на меня во все глаза, мне даже стало неловко. Он мог принять меня за сумасшедшую.
– Становятся серо-буро-малиновыми в крапинку, – буркнула я и прекратила болтать ногами.
– Откуда ты все знаешь? – спросил он.
– Ничего я не знаю.
Я спрыгнула с его стола и пошла на кухню жарить яичницу на двоих. Дядя Гера сел за кухонный стол и принялся сверлить мне спину взглядом.
– Слушай, – наконец сказал он. – Что ты еще знаешь?
– Про что?
– Про все.
– Я двоечница, – ответила я. – Хотя чаще троечница.
– Это твои учителя двоечники, – не согласился он.
– Это все знают, – согласилась я. – А ты что знаешь?
И дядя Гера рассказал мне о том, что прошлого нет и будущего нет. Они существуют одновременно. Время можно изменить, растянуть, сократить, изогнуть, искривить, сложить складками. Точнее, время само себя меняет. А еще можно оказаться в другой жизни, оставшись одновременно в этой. Путешествовать во времени, не покидая собственного дома.
Он говорил, а я видела космический корабль, несущийся в облако стремительно сближающихся голубых звезд. Звезды отлетали назад и, краснея, шипели в ледяном вакууме беспредельной Вселенной. Туннель времени и пространства длился бесконечной трубой, свернутой черным кольцом. Мой звездолет вернулся домой раньше, чем стартовал, я даже не успела состариться.