Соль и серебро - стр. 12

И не успевает Райан остановить меня, как я снова протягиваю руку и касаюсь Двери, прикасаюсь к крутящемуся пурпуру и зелени, прикасаюсь к этому синяку.

В моей голове раздаются вопли, крики ярости и боли. Я чувствую, что меня за талию хватают руки, но я хочу пройти сквозь Дверь. Я хочу забраться туда и свернуться в пурпуре. Он такой одинокий. Но руки неумолимо оттаскивают меня назад, мне холодно, грустно, и я плачу.

– Пустите меня, – говорю я и слышу свои слова, они звучат истерично. – Дайте мне пройти!

Меня швыряют на пол, и я слышу шум над собой. Когда я открываю глаза, Райан и Оуэн стоят надо мной и Оуэн сыплет соль мне на голову из ведра около Двери.

– Пустите меня, – всхлипываю я. – Он такой одинокий.

– Ты дура! – рычит Райан. – Долбаная дура!

– Это было абсолютно, чертовски глупо, – говорит Оуэн, но протягивает руку, чтобы помочь мне встать.

Я не беру его за руку, потому что в моей голове шепот: «Не прикасайся к нему».

– Я не буду, я не буду, я не буду, – говорю я вслух.

Чем больше соли Оуэн сыплет мне на голову, тем глупее я себя чувствую. Сколько соли может вместиться в ведро, кстати? Дышать легче, и слезы высыхают. Когда я бросаю взгляд на Дверь, вижу, что дверца машинки закрыта и пурпура с зеленью больше не заметно.

Я стряхиваю соль с головы и поднимаюсь. Мир вокруг меня кружится, кажется, меня сейчас стошнит.

– Наверное, мне надо снова лечь. – Что я и делаю, медленно и осторожно.

«Наверное, тебе не следует трогать чертовы Двери в Ад». Я знаю этот шепот. Это Райан. Я смотрю на него. Его рот искривлен гримасой.

– Я не собиралась трогать ее, – говорю я. – Она меня заставила.

– Я… – начинает Райан и заканчивает шепотом: – Ты слышишь это?

– Да. – Я закрываю глаза, чтобы прекратить головокружение, и все мое тело начинает вздрагивать.

Теперь, на этот раз громко, Райан спрашивает:

– Ты слышала это?

– Нет… – Я снова открываю глаза. Тошнота отступает.

– Вероятно, побочный эффект от прикосновения к Двери, – отвлеченно говорит Оуэн.

Он нравится мне все меньше и меньше с каждой секундой.

– Она меня заставила, – упорствую я.

Райан невозмутимо смотрит на меня. Он не выглядит раздраженным, он ведь чертовски сдержан. Он мог бы съесть шестерых младенцев и седьмого на десерт, я его знаю.

– Мы поговорим об этом позже, – наконец заявляет он.

Я подтягиваю колени ближе и опускаю голову между ними, делая глубокие вдохи, а он тем временем обращается к Оуэну.

– Спасибо, что показал нам свою Дверь, – нараспев говорит он.

Полагаю, это их ритуальная фраза. Охотники странные.

– Всегда пожалуйста, – отвечает Оуэн с такой же интонацией, потом добавляет: – Я никогда не делал этого раньше. – И вполголоса, словно я не могу его слышать: – Она никогда не притягивала меня.

– Что ж, Элли особенная, – говорит Райан.

Я ущипнула бы его, но пока что с трудом даже дышу.

– Мы уходим? – спрашиваю я. – Я хотела бы убраться отсюда. Не обижайся, Оуэн.

– Не принято! – Жизнерадостный британский акцент возвращается. – Оставляю это на ваше усмотрение. Вы знаете, что Нарния снова в городе, верно?

Райан моргает:

– Нет. Но…

Оуэн перебивает его:

– Она в обычном месте. И ты, моя милая, – говорит он мне, – должна мне пирог.

Потом он разворачивается и уходит, даже не попрощавшись. Я наблюдаю, как он поправляет бейсболку по пути. Понимаю, почему Райан не любит охотников в бейсболках. И я не принесу ему вкусный пирог. Испеку персиковый. Персиковые пироги всегда кашеобразные.