Сокровище кикиморы - стр. 7

Окончив университет через три года, Саша Евлампиев не захотел оставаться в Ленинграде, хотя когда-то, поступая в университет, об этом мечтал.

«Лучше жить в глухой провинции…» – подумал он и, оформившись в заочную аспирантуру, вернулся в свой родной Б.

Почти сразу его пригласили в учительский институт руководить кафедрой: в Б. было мало получивших университетское образование математиков, тем более работающих над диссертацией, а Сашу здесь хорошо помнили еще со школьных лет. В Б. ценили местные кадры.

Узнав вскоре, что Шурка Соргин отбывает ссылку в Б., Евлампиев страшно обрадовался и пригласил его работать на кафедру. В это время происходило преобразование учительского института в педагогический, остро требовались квалифицированные кадры, на этой волне Саше удалось протащить кандидатуру ссыльного Соргина. С тех пор прошло двадцать лет, их дружба не прекращалась.

С кладбища почти все присутствующие на заказанном институтом автобусе отправились на поминки.

Поминки проходили в институтской столовой – в квартире Ольги Васильевны, хотя была она немаленькая, не поместились бы. Накрывать на стол сотрудникам столовой помогали невестка Ольги, а также лаборантка кафедры математики и еще одна пожилая заплаканная женщина – Тамара Козодаева, подруга убитой. Столики соединили, поставили буквой П.

Здесь говорили более прочувствованно, чем на кладбище. Сын Ольги сидел молча. Смерть матери произошла совершенно неожиданно и, конечно, его потрясла.

В Б. было принято поминать долго. Поначалу опять говорили хорошие слова об Ольге, после нескольких рюмок заговорили о ее неожиданной гибели, начали вспоминать обстоятельства убийства. Они были известны в основном со слов соседских детей.

Придя к Ольге Васильевне колядовать, дети увидели, что дверь не заперта, слышен звук музыки (работал телевизор). Они решили, что, скорее всего, у Ольги Васильевны гости, так что колядки будут кстати, и просто вошли. Верхний свет не горел, однако в комнате было достаточно светло. Светила елочка с зажженными фонариками, включена была и настольная лампа, шел свет от телеэкрана.

Ольга Васильевна сидела в кресле, рядом стояла какая-то старуха, ряженая, и, детям показалось, обнимала ее. Они восприняли сцену как святочное действо и запели колядку. Старуха повернулась к ним (она была в маске волка) и пошла было к двери. Но вдруг резко развернулась, схватила тяжелую лампу, вырвав шнур из розетки (в комнате сразу стало темнее), и с размаху ударила тяжелой бронзовой лампой Ольгу Васильевну по голове. Детям ее неловкие, размашистые движения и сила, с которой она замахнулась лампой, показались не женскими.

Разговор теперь шел не общий. Стол был большой, и присутствующие разделились на группки. В некоторых группках вообще обсуждали свои дела: заочную сессию, погоду, новогодний «Голубой огонек»… Однако в большинстве тема убийства преобладала, слышались обрывки речи: «А что же милиция?..», «Зачем она открыла дверь незнакомой старухе в маске?..».

Княгиня Марья Алексеевна сказала громко, перекрывая ручейки разрозненных голосов:

– Я вот не понимаю, за стенкой что, совсем ничего не слышно было? Или вы, Тамара, отсутствовали?

Несмотря на траур, Марья Алексеевна накинула на черное платье голубой в белый горох шелковый шарфик – она любила яркие тона и не могла без них обойтись. Говорила Астрова всегда очень громко и четко, не прислушаться к ее словам, не ответить ей было нельзя.