Сокровище чародея - стр. 36
– Знаю, – протянул Кнэф.
Он знал лучше всех, ведь ему приходилось выслушивать возмущённые причитания Амизи с тех самых пор, как они увидели Беру на площади перед Стражериумом.
Узнав, почему Бера живёт в палатке на площади, Амизи была в праведном ужасе и даже делала ставки на то, что скоро Бера сдастся. В утро, когда Беру зачислили в рекруты, Амизи разбудила Кнэфа и, сверкая глазами, на их родном языке сказала всё, что думает о высохших мозгах глав Стражериума. Позже она делала ставки на то, как скоро Бера вылетит из рекрутов и спустила на это не один золотой. В день, когда Бера стала стражем, Амизи ходила мрачнее тучи, так что даже лев со львицей прятались за мебелью, страшась её взгляда.
Кнэф не понимал столь эмоциональной реакции и уже отчаялся выяснить, в чём тут дело. Иногда он думал, Амизи злиться на то, что Бера отвлекает от неё внимание стражей. Порой ему казалось, дело в каком-нибудь конфликте между ними, о котором он не знал. Временами Кнэф полагал, Бера и Амизи не находят общий язык потому, что они противоположности друг друга: во взгляде на мир и жизнь, в повадках, принципах. Например, Кнэф, живший бок о бок с Амизи с восьми лет, никогда не видел её не накрашенной, с мокрыми волосами, одетую небрежно, спящую, а Беру он видел и не накрашенную, и лохматую, и мокрую от пота после долгих тренировок. Видел её побитую, в грязной одежде, в крови, спящую и беспамятную, пьяную, злую и весёлую и даже неодетую видел задолго до прошедшей ночи: Бера мылась водой из колодца во внутреннем дворе Стражериума, когда Кнэф заходил на практику. «А возможно, – иногда думал он. – Всё дело в обычной неприязни. Так бывает, когда кто-нибудь не нравится, раздражает с первого взгляда. Как меня Ёфур, например, или как я раздражаю мачеху, хотя ничего плохого ей не сделал… кроме того, что существую».
Но что Кнэф знал точно: взывать к здравому смыслу Амизи в этом вопросе бессмысленно, поэтому он закрыл глаза и спросил:
– Я могу не бояться этого яда?
– Ты выпил слишком мало, чтобы умереть, – потрепала его по волосам Амизи. – Мой отвар избавит от неприятных ощущений, которые могли бы мучить тебя ещё неделю.
– Спасибо, – прошептал Кнэф. – Можешь идти, я немного посплю.
Пальцы Амизи застыли в его волосах.
– Спокойных снов, – не слишком дружелюбно пожелала она.
Через несколько мгновений люк закрылся. Кнэф открыл глаза. Спать он не хотел, просто чувствовал, что продолжит допытываться о причинах неприязни к Бере, а такие разговоры обычно кончались ссорами.
– Женщины, – прошептал Кнэф, признавая свою неспособность их понять.
Он повернулся на бок и снова задумался о жаждавшей мести девушке. Как же он хотел поговорить с ней, выспросить всё-всё о её жизненном пути, ощущениях.
Не выдержав напора крутившихся в голове вопросов, Кнэф выбрался из-под одеяла, взял со стеллажа затёртый папирус и, вернувшись в постель, отмотал свиток на начало. Посмотрел на свечи в изголовье, но не стал их зажигать, лишь ближе придвинул к постели масляную лампу. В тусклом свете Кнэфу не приходилось сильно напрягать глаза, ведь «Песнь о том, как Хор покарал убийцу отца и солнце воссияло над Такеметом» он знал почти наизусть.
***
Громадные статуи легендарных стражей, возвышавшиеся над стенами вокруг Стражериума, тоже производили на Ёфура неизгладимое впечатление, но в отличие от Беры, он не хотел оказаться среди них, ведь для этого надо было героически умереть. Ёфур предпочитал прижизненную славу.