Сокровище чародея - стр. 32
Внутренности у него горели от толики яда, боли в оцарапанном лице и руках он не чувствовал, а гул в ушах заглушил крики сбитых прохожих и топот преследователей. Придерживая капюшон на голове, подстёгивая себя чарами, Кнэф бежал в средний город.
***
Родители Беры были наследниками двух солидных торговых домов, их брак, сговоренный с пелёнок, в силу покладистости матери и благородства отца получился счастливым, насколько счастливым может быть брак двух хорошо знающих друг друга людей, объединённых общей страстью к извлечению прибыли.
Можно смело сказать, что Бера выбрала не женский путь наследственно: так же как и махание мечом, счетоводчество считалось областью, в которую ни в коем случае нельзя допускать женщин с их непостоянством и взбалмошностью (и трудно сказать, кто более предубеждён – воины или торговцы). Но мать Беры – Дагейд – была счетоводом от бога торговли Герона, которому поклонялись в этой семье. Она легко оперировала в уме шестизначными цифрами и, что примечательно, помнила все счета за много лет.
Конечно, семья не афишировала, что счетами ведает жена, а муж занимается тем, чем обычно должны заниматься женщины – разговорами. У отца Беры – Катона – и впрямь был талант убалтывать всех и вся. В непринуждённой беседе на каком-нибудь сборище он мог продать снег зимой, а песок летом. При этом его ум плохо держал цифры, так что пара вышла гармоничная и приумножила богатство предков раза в три.
Эта нестандартность талантов и послужила толчком к тому, чтобы позволить дочери стать стражем. Впрочем, честно говоря, родители надеялись, что Беру не примут, а коли приняли в рекруты, то не примут в стражи, но она успешно прошла курс, три последних испытания – и родителям осталось только смириться.
Что касается брата Беры Лария… Он не выносил вида крови, а единственное холодное оружие, которым он владел, – нож для вскрытия писем. Так же Ларий не любил азартных игр, на вино имел аллергию, ел только овощи и в силу брезгливости так и не потерял целомудрия ни в одном из борделей, где таковую оставили его многочисленные друзья.
Интересная это была семья, и Бера, после уборки комнаты вернувшаяся созерцать внутренний зал с высоты второго этажа, подумала, что невеста Лария – Истар – может стать единственной нормальной в их доме.
– Идут, идут, – пробежали по дому возгласы слуг.
Подхватив длинный подол, Бера сбежала по лестнице и через цветочные арки помчалась к выходу. Она предпочитала жить настоящим, поэтому оставила тоску по Ёфуру и злость на Кнэфа, вся погрузившись в этот торжественный день: ей не терпелось увидеть невесту, а так же скорее выяснить, как отец отнесётся к разграблению погреба.
Когда Бера выскочила на крыльцо, уже вовсю бренчали музыканты. Её больная голова отозвалась мерзкой пульсацией, но Бера натянула улыбку. Ветер трепал цветы и ленты на открывающихся воротах.
Хозяева дома на украшенных цветами лошадях въехали первыми, за ними – родители невесты. Бера приподнялась на цыпочки, выглядывая своего узколицего братца и невесту в вуали и лазурном платье. Предвкушение праздника вытеснило мрачные мысли, и Бера улыбнулась своей пухленькой холёной светловолосой матери и высокому, как жердь, темноглазому отцу, уже торопившемуся спешиться, чтобы помочь жене слезть с коня, хотя, откровенно говоря, с верховой ездой у неё было лучше, чем у него.