Сокровища ханской ставки - стр. 8
– Нестор Васильевич, дорогой, простите, что обеспокоил по столь ничтожному поводу, – говорил Толмачев, шевеля бровями, – но ей же ей, не знаю, что и делать. Я в жандармах без году неделя, по высочайшему повелению сюда сослан, Бога молю, чтоб ненадолго. Однако, нравится – не нравится, а дело, сами понимаете, надо делать. Так вот, я ради нашего старого знакомства решился вас позвать – может быть, дадите какой-то совет.
– Постараюсь помочь, чем только смогу, – отвечал Загорский, с любопытством глядя на старого вояку и недоумевая, что же привело его в такое замешательство.
– Привело, – воскликнул Толмачев, – еще как привело!
И поведал действительному статскому советнику весьма двусмысленную, на его взгляд, историю. Недолгое время тому назад археолог-любитель барон Роман Эрнестович фон Шторн снарядил экспедицию на юг России, в деревню Розумихино Царицынского уезда.
– Уж не знаю, чего он там надеялся доискаться, – говорил Толмачев, поводя усами по сторонам, словно охотящийся кот, – только верьте слову, все это очень странно.
– Что ж тут странного? – удивился Загорский. – Царицын – это Прикаспийская низменность, а она представляет безусловный интерес для археолога. В частности, там обнаружены следы архантропов[4], стоянкам более двух миллионов лет… А этот ваш Шторн, что же, от Русского археологического общества туда поехал?
– Нет, сам собою, – проговорил генерал, почему-то понижая голос.
Нестор Васильевич пожал плечами: что ж, насколько он понимает, в самой экспедиции нет ничего подозрительного. Толмачев согласился – в экспедиции нет. Подозрительное заключается совсем в другом. А именно, спустя примерно неделю после прибытия в Розумихино, один из работников барона, эстонец по фамилии Саар, пропал. Сначала думали, что он просто сбежал. Однако позже обнаружили окровавленные лохмотья, оставшиеся от его одежды.
– Где обнаружили? – заинтересовался Загорский.
Оказалось, в местном озере.
– Может быть, он просто случайно утонул? – предположил Нестор Васильевич. – Выпил, упал в озеро…
Генерал согласился – возможно, что и выпил, и даже что упал. Но тогда почему одежда окровавлена? Загорский пожал плечами: зацепился за корягу, пытался освободиться, поранился…
– А почему тогда всплыла одежда, а тело не всплыло? – спросил Толмачев.
– Резонно, – кивнул Нестор Васильевич, – давайте дальше.
Дальше за дело взялось местное жандармское полицейское управление железных дорог.
– А почему жандармы, почему не полиция? – прищурился Загорский.
Генерал удивился. Неужели его превосходительство забыл, что жандармы на железной дороге и в ее ближайших окрестностях занимаются не только политическим сыском, но и выполняют полицейские функции?
– Да-да, – рассеянно кивнул Нестор Васильевич, который, кажется, думал о чем-то своем. – Прошу вас, продолжайте.
На место происшествия был послан следователь Василий Персефонов. Он, как и положено, покрутился там, порасспрашивал людей, поразнюхивал что-то – и спустя недолгое время тоже сгинул, причем бесследно.
– Это становится забавным, – хмыкнул Загорский.
– Забавнее некуда, – свирепо кивнул генерал. Глаза его вращались, усы сердито шевелились; видно было, что раздражен он до крайности.
– Туда посылали ныряльщиков?
Ныряльщиков посылали, но те ничего не нашли – озеро слишком глубокое. Из местного жандармского отделения телеграфировали в Петербург, испрашивая у начальства дальнейших указаний. Генерал, конечно, мог бы послать туда еще с десяток следователей, но…