София Палеолог. Первый кинороман о первой русской царице - стр. 5
– Государев приказ.
– Ай молодец! Но это нас с тобой как государевых людей. А тех, кто сам по себе?
Никиша чуть подумал и переспросил:
– Чего?
– Деньги. Золото – оно самая лучшая приманка. Поманит наш государь золотишком, и побегут разные мастеровые латинские к нам.
– Нужны они нам! Сами справимся.
– Ох и дурень ты, как я погляжу.
Но Никиша упорно гнул свое:
– Сами все придумаем и сделаем, не надо нам латинян этих. Нешто не сообразим без их разумения?
– Сообразим и придумаем, только к чему придумывать то, что другие уже знают? Не лучше ли научиться и на том разумении дальше пойти, чтобы остальных обогнать? А заплатить им всего-то золотом.
Теперь Никиша смотрел на наставника во все глаза:
– Василий Саввич, это сам придумал?
Дьяк с изумлением уточнил:
– Что придумал?
– Ну, как у этих латинян их разумение перехватить и дальше пойти?
– Да кто ж иначе делает? Ежели бы каждый все сам от начала придумывал, мы б до сих пор в землянках жили да в шкурах ходили. Если какое-то знание можно купить, его нужно купить, а уж дальше самим. А вот свое новое продавать не стоит, разве когда оно уж не внове будет.
– Ну ты и голова… Недаром тебя государь при всяком деле держит.
– Ладно уж тебе. Только не болтай там лишнего и вопросов своих дурацких тамошним и Фрязину не задавай. Ежели чего не понял, то меня спроси.
– Понял, Василий Саввич, лучше у тебя спрошу. Только ты уж не серчай на меня за дурь мою, я не все постиг пока.
Дьяк Мамырев рассмеялся:
– Да всего никто на Земле не постиг, а что постичь желаешь, то хорошо. И еще одно сказать хочу: в чужие земли придем, много там чудного и непривычного увидишь. Помни, что в чужой дом со своими правилами не лезут и что не все дивное на первый взгляд дивным со второго показаться может. Пальцем не тычь на чужие порядки и рта не разевай, словно бы ворон считаешь.
Долго еще наставлял дьяк Мамырев своего помощника, прекрасно понимая, что парень все забудет, и рот разинет, и мысли вслух выскажет. Не все умеют вида не подавать, что удивлены или неприятно поражены.
И вот перед ними Рим – великий, древний город, столица христиан-латинян. И прием у папы римского.
Но великий князь Иван Васильевич знал, кого выбирать послами, это Иван Фрязин балаболка и даже пустобрех, остальные себе на уме и цену и свою, и Москве знали. Все трое держаться с достоинством умели и не стали дрожать коленками пред папским престолом. Не слишком волновались московские послы, направляясь в сопровождении богато одетых слуг и охраны в Ватикан.
При папском дворе их приезда ждали, но папа Сикст все еще был занят праздниками по поводу своего восшествия на престол Святого Петра.
Эти русские медведи всегда привозили богатые дары, особенно меха и самоцветы, но послы бывали редко, потому лучшим подарком для себя и престола папа Сикст посчитал бы присоединение Московии к Флорентийской унии. Тогда и меха в его сокровищницу, и золото на новый крестовый поход потекли бы рекой.
Потому московитов принимали двояко – полупрезрительно, но с надеждой.
Лаура ныла, держась за щеку, третью ночь – страдала зубами. Зою это страшно раздражало, советовала рот солью полоскать или вовсе зуб вырвать. Но девушка отказывалась от всего, полоскание казалось ей мерзким, а открывать рот перед лекарем страшно. В конце концов щеку красавицы разнесло, выглядела она уродливо. Оставалось ждать, пока нарыв сам прорвет.