Содержанка для Президента - стр. 40
Не останусь! Вот увидишь, ублюдок! Я многого добьюсь! Обязательно! Деньги в кошелек положила, сунула его в сумочку и поискала взглядом такси. Не нашла. Он говорил, что в переулке машину поставит. А то в центре никогда стоянки не найти. Пошла в переулок через арку в старом доме.
Мои шаги эхом отдаются под сводами, и к ним присоединились еще несколько. Обернулась – за мной следом двое идут. Я ускорила шаг. Сердце гулко забилось, сумку сильнее прижала к себе. Их лиц не видно. Они в тёмной одежде и в шапках, надвинутых на глаза. Сейчас день. Никто меня не тронет. Я сейчас из арки выйду, и там такси и…
Выйти из арки не успела, меня за волосы схватили и об стену ударили так, что в глазах потемнело. Придавили к ней изо всех сил.
– Сумку давай, сука!
Зарычал кто-то в лицо и дернул за ремешок, пытаясь выдрать сумочку.
– Не отдааам! – заорала и пнула ублюдка изо всех сил коленом в живот. – Спасиииитеее…
Мне тут же закрыли ладонью рот. Я изловчилась и укусила подонка за ладонь, за что меня наотмашь ударили по губам, а потом в солнечное сплетение кулаком.
– Ах ты ж мрааазь!
Скрутилась пополам, но сумку не отдала. Я яростно за нее сражалась, как будто понимала – сейчас заберут, и я снова останусь ни с чем, а там документы, там деньги мои первые. Там моя новая жизнь. Красивая, чистая, настоящая. Она пахнет круассанами, чаем и маленькой уютной комнаткой у Марьи Петровны.
– Что ж она вцепилась в нее! Отдай, дрянь!
– Сейчас отцепится! Я ей зубы сломаю и пальцы повыкручиваю!
– Не бить! Только деньги взять!
– Кому она на хер нужна, прошмандовка?!
– Не бить!
Пока они спорили, я ударила одного головой в бок, а потом врезала по ноге и хотела побежать, но меня сцапали за волосы и свалили на асфальт.
– Она по-другому не понимает! Сумку дай! Дай ее сюда! – тот, что назвал меня прошмандовкой, ударил ногой по руке, наступил мне на пальцы, но я крепко держала ремешок. Мне казалось, что если я еще немножко продержусь, то кто-то услышит и придет на помощь.
Меня ударили по ребрам уже сильно, потом еще и еще, пока в глазах не потемнело, и пальцы не разжались.
– Я сейчас юбку на голову подниму и трахну. А ты подержишь. Красивая тварь! У меня встал!
Рванул ткань, потащил на себя за шиворот, раздирая платье на груди.
– Ты что, бл*! Отпусти ее! Сумка у меня!
– А что? Смотри, какая сочная. Я давно…
Он начал выкручивать мои руки вверх за голову, наваливаясь всем телом сверху.
– Вые*у тебя, шалавка! Давай, раздвигай ляжки!
Царапает по бедрам, ноги насильно в стороны разводит. От истерики и ужаса я уже ничего не вижу. Только вою и плачу.
– Идет кто-то! Давай! Быстрее! Хватит!
– Сука! – ударил снова по лицу ладонью. Так, что голова назад отклонилась. – Повезло тебе!
Я, кажется, закричала, но мой крик потонул где-то в темноте подворотни. Я услышала, как они уходят.
От отчаяния и боли зарыдала, поползла на счесанных коленках в сторону дороги, чувствуя, как пульсирует боль в голове и под ребрами, как мне тяжело дышать и плакать, как саднят разбитые губы. Когда все же доползла до тротуара, выискивая глазами таксиста, но так его и не увидела. Ко мне бежали какие-то люди, а я упала на асфальт, перевернулась на спину и посмотрела в очень синее яркое небо. Такое же яркое, как глаза Айсберга…когда он смотрел на меня в моих мечтах. Оказывается, у меня были о нем мечты. Маленькие, глупые мечты, в которых он нес меня на руках на постель и любил среди лепестков роз. Любил…в моих мечтах я хотела, чтобы он меня любил.