Социальная справедливость и город - стр. 22
Различия между этими двумя якобы альтернативными подходами намного сложнее, чем было обрисовано в предыдущем параграфе. Несомненно, многие из первых планировщиков отличались весьма наивным пространственно-средовым детерминизмом, в котором несколько перестроенных жилых кварталов, устройство нескольких парков и прочее считалось адекватным средством борьбы с тяжелыми социальными недугами. Этот подход очевидно несостоятелен. Но современные планировщики городской среды гораздо более осведомлены относительно тонкостей взаимоотношений между средой и человеческим поведением (Sommer, 1969). Они осознают, что нет таких объективных данных, на основе которых можно создать проекты “хорошего” городского дизайна – то, к чему они стремятся. Современные представители обоих подходов вроде бы признают роль обратной связи. Специалисты по средовому дизайну знают, что если они изменят пространственную структуру транспортной сети, то социальный процесс, вероятно, приведет к достаточно значимым изменениям в землепользовании. Социальные детерминисты также принимают, что если социальный процесс стремится к определенной доминирующей норме (скажем, предпочтению передвижения на автомобиле), то создание пространственной формы, подходящей для этой нормы, может только укрепить ее: большинство американских городов не приспособлены для пешеходного передвижения, увеличивая тем самым потребность в обладании и использовании автомобиля. Различия подходов не так резки в настоящее время, но они все еще существенны. Посмотрите на эти две цитаты: “Существуют надежные свидетельства того, что физическая среда не играет настолько большой роли в жизни людей, как это представляют себе планировщики. Хотя люди живут, работают и развлекаются в зданиях, их поведение задается не этими зданиями, а экономическими, культурными, социальными отношениями внутри них. Плохой дизайн, конечно, может как-то влиять на то, что происходит внутри здания, а хороший – может улучшать ситуацию, но дизайн как таковой не вносит существенного вклада в формирование человеческого поведения” (Gans, 1969, 37–38).
“Хороший дизайн становится бессмысленной тавтологией, если мы полагаем, что человек может быть приспособлен к любой среде, которую он создаст. Перспективный вопрос состоит не в том, какого рода среду мы хотим создать, а какого человека мы хотим сформировать” (Sommer, 1969, 172).
Выступать за или против этих подходов не имеет смысла: данные слишком скудны, а гипотезы слишком неоднозначны. Возможно, больше смысла в том, чтобы рассматривать город как комплексную динамическую систему, в которой пространственная форма и социальный процесс находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Если мы хотим понять траекторию развития городской системы, мы должны понять существующие внутри нее функциональные отношения и независимые характеристики в социальных процессах и пространственной форме, которые могут изменять линию этой траектории. Нет никакой нужды в наивном упрощении каузальных отношений между пространственной формой и социальным процессом (в каком бы направлении мы ни устанавливали причинно-следственную связь). Система сложнее. Две ее стороны хитроумно связаны друг с другом. Два подхода должны поэтому рассматриваться как дополняющие, а не взаимоисключающие. Да, часто бывает необходимо найти точку входа в сложную систему взаимодействий, чтобы получить информацию. Выбираем ли мы вход со стороны пространственной формы (и расцениваем социальный процесс как результат), со стороны социального процесса (и расцениваем пространственную форму как результат) или разрабатываем более сложный подход (с учетом взаимодействий) – решение должно определяться удобством, а не философией.