Сочинения. Том 3 - стр. 28
ФЕЛИСТРАТОВ Я говорю о докторе.
ДЕДОВ Ах, о докторе? Нет. Нет. Я как-то уже и забывать стал. А ты все еще тревожишься?
ФЕЛИСТРАТОВ Напротив, боюсь своего безразличия. Да, да.
ДЕДОВ Так и должно быть. Ты становишься зрелым человеком. А безразличие твое, это не безразличие вовсе, это – избирательность. Избирательность – хорошее качество.
ФЕЛИСТРАТОВ Избирательность была свойственна мне всегда. Человек не меняется от рождения и до самой смерти.
ДЕДОВ Кто сказал тебе эту глупость?
ФЕЛИСТРАТОВ Это – истина Святого Новоинофана.
ДЕДОВ Ну, знаешь, философия – это такая наука, когда на любой чертовщине можно бражку завести. Значит мы с тобой вдвоем остались?
ФЕЛИСТРАТОВ Да, да, да, да, да.
ДЕДОВ Ну что же, по крайней мере, тихо, спокойно. Мне с моим сердцем теперь покой нужен.
ФЕЛИСТРАТОВ Позвольте, я послушаю ваше сердце.
Фелистратов задирает рубаху Дедова. Прикладывает ухо к его груди. Внимательно слушает.
ДЕДОВ Ну, что там?
ФЕЛИСТРАТОВ Перебои.
ДЕДОВ Плохо это?
ФЕЛИСТРАТОВ Хорошего мало.
ДЕДОВ Спасибо, что не врешь. Да я и сам знаю, что плохо. Умру, на кого оставлю тебя? Трудно тебе одному будет.
ФЕЛИСТРАТОВ Не нужно думать о смерти. Надобно отвлечься и подумать о чем-нибудь этаком, хорошем. Вспомните детство.
ДЕДОВ У меня не было детства, Володя.
ФЕЛИСТРАТОВ У всех было детство.
ДЕДОВ Моим детством было его детство.
ФЕЛИСТРАТОВ Чье?
ДЕДОВ Ну как же, доктора Кандинского. Виктора Хрисанфовича. Это благодаря мне он однажды, падая неудачно, не разбился насмерть. Мы с ним и рыбу ловили в траве. Он еще совсем маленьким был и думал, что рыба водится везде. Везде ее и ловить можно, стоит только опустить прут или веточку. Я так радовался каждой его детской фантазии. Ему было шесть, и я чувствовал себя шестилетним. Вас тогда еще и не было никого. Были только он и я. Он – первый, я – второй. Не стану скрывать. Когда, после того, как мы вернулись с турецкой кампании, где чуть не погибли, стали появляться вы, один за другим, вы жутко раздражали меня. Но он был уже далеко не ребенком, и одного меня ему было мало. Ему были нужны новые и новые помощники.
ФЕЛИСТРАТОВ Все, что вы говорите, ново и неожиданно для меня. Почему вы не рассказывали мне об этом раньше?
ДЕДОВ Ты не был готов услышать и понять это. А теперь, когда, вполне вероятно, ты останешься один, мне хочется, чтобы ты знал.
ФЕЛИСТРАТОВ Скажите, а он видел, как мы выглядим?
ДЕДОВ Он видел всех еще до того, как вы оказались здесь. Он знал ваши истории.
ФЕЛИСТРАТОВ А вас?
ДЕДОВ А меня он не видел никогда. Я уже был с ним, когда он научился видеть.
ФЕЛИСТРАТОВ Кто мы? люди?
ДЕДОВ И да, и нет.
ФЕЛИСТРАТОВ Вы совсем запутали меня.
ДЕДОВ Нет, я не путаю вас. Я сейчас объясню. и все тебе станет ясно. Не составит для тебя, медика, труда. Мы – ничто иное, как «голоса». Вы же знаете, что такое «голоса»? Вы ведь практиковали с Виктором Хрисанфовичем? Беседовали с пациентами, лечили, писали труды. «Голоса» – опора или смерть больного, то что внутри, то, что есть его вторая суть, вплоть до внешности.
ФЕЛИСТРАТОВ (Печально.) Я знаю, что такое «голоса».
ДЕДОВ Так вот, мы и есть они. Поведай вы миру о своих наблюдениях, вашим трудам цены бы не было. Рассказывая о нас, вы невольно рассказывали бы и о нем. Он – это мы. Без нас он – нечто другое. Хуже, лучше – не знаю, но другое. Каждый человек уникален. Нет двух совершенно похожих людей, даже если они находятся одновременно в утробе матери.