Сочинения. Том 1 - стр. 14

Тема Турандот

Сцена на кухне. Три месяца спустя. Она доедает свое яблоко, – Ты рассуждаешь как ребенок. Это странно в твоем возрасте. Прислушиваюсь к затейливой боли в пояснице, – С каждым днем тема моего возраста становится все более актуальной. Ты хочешь, чтобы я начал стыдиться своего тела? – Ты с детства стыдишься своего тела. – Что ты можешь знать о моем детстве? – Все. Ты так и не стал взрослым. Ты никогда не станешь взрослым. – Ты уже ненавидишь меня? – Сильно сказано.

Всё.

Перечень форм агрессии можно продолжать до бесконечности. И какое бы явление жизни мы не затронули, в большинстве случаев, так или иначе его можно охарактеризовать как враждебность. Все заключает в себе враждебность, суть – разрушение. Кроме любопытства и лени. Двух созидательных субстанций, лени и любопытства.

Тема Турандот

Еще несколько километров. Сцена в спальне.

Я Кто он?

ЛИЛИТ Мой старый друг.

Я Он пользуется дешевым одеколоном.

ЛИЛИТ Это мой любимый запах.

Я Запрещаю даже старым друзьям надевать мой халат. Даже старым друзьям. Мой халат девственен.

ЛИЛИТ (Странный, колючий, вместе с тем ребяческий смех.) Ха, ха, ха, ха, ха…

Я Мой халат не смешон.

ЛИЛИТ Ты смешон.

Я В таком случае, что ты делаешь здесь?

ЛИЛИТ Веселюсь.

Я Нам нужен ребенок. Я хочу, чтобы ты родила мне девочку.

ЛИЛИТ И тогда ты оставишь меня в покое?

Пауза.

Я Что ты делаешь здесь?

ЛИЛИТ Мне некуда идти.

Слезы.

Звучит тема Турандот.

Всё.

Так что там у них произошло? У меня и Лилит? Метаморфозы? Иллюзия метаморфоз. Ничего общего с подлинным превращением.

Все знакомо до отвращения. До оскомины. За исключением смеха.

Тема Турандот

Заключительная сцена непременно на кладбище с квашеной сиренью и чернявыми футуристическими цветами. Безнадежными как сама смерть гвоздиками. Одному из двоих суждено умереть. Раньше или позже. Зал ожидания примет каждого.

Нет ничего полезнее горячего куриного бульона.

Вот и всё.

Одним словом, театр. И «как вам это понравилось»?

Я понимаю, понимаю, этот траурный лубок мешает. Этот траурный лубок – лишнее. Разве могу я распоряжаться в чуждом нам с Алексеем Ильичем мире событий? Безнадежном как сама смерть гвоздики и брошенное вафельное полотенце.

Всё.

Точка. Больше не буду. Прошу прощения и у вас, и у Шекспира.

Пошлость. Конечно же, пошлость. Но что-то в этом есть. Смех? Да, вот, пожалуй, смех. Где мог бы я услышать такой смех? Такой или почти такой опасный липкий смех, вероятно, я мог бы услышать от Арика Шумана: ха-ха-ха-ха-ха… Этот смех как пить дать останется во мне.

Да.

Хорошо бы теперь познакомить их, Лилит и Ягнатьева. Зачем? Проверка на стойкость. Чья возьмет. Ирония. Неуклюжая шутка.

Возвращаемся к нашему демиургу.

Птицы

Птицы.

Лучше всего начинать с птиц. Почему? Менее всего перемены коснулись цапли, удивительной птицы, что стоит на одной ноге в бывшей воде, а отражается в бывшей суше. Ждет своей змеи. Или ее отражения. Менее всего перемены коснулись цапли, птицы сирой и невзрачной. На первый взгляд. Только на первый взгляд.

Ах, птицы, птицы! Лучше всего начинать с птиц.

Счастья, конечно, нет пока, но все в ожидании счастья. Впрочем, как всегда. Как всегда.

Спящий человек

Рассмотрим спящего человека.

Он величественен. Много покойнее и значительнее, нежели был до сна, если вы знали его. Впрочем, разве это тот же самый человек?