Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - стр. 42
– Что?
– Соловскую херню. Нас закроют.
– За что?
– За «нерукопожатного президента». Во-первых, это неправда. Президент у нас отличный! – Он сказал это громко и куда-то ввысь.
– Не волнуйся, здесь не прослушивают. Недавно проверяли.
– А во‑вторых, так нельзя! Ну есть же какие-то границы. Нас прикроют.
– Нет никаких границ. Еще не понял? Если бы границы были, нас бы закрыли, когда сбежал Кошмарик. И за «тоталитарную Сатану» не закроют. А вот за статью о Дронове могут. У нас свободная страна: можно спокойно обзывать царя козлом, но попробуй сказать что-нибудь против псаря – затравят!
– Они там не понимают, что все это плохо кончится?
– А ты уверен, что они там хотят, чтобы все хорошо кончилось?
– Значит, ставить?
– Допустим, я скажу: не ставь. Солов тут же настучит Кошмарику. А тот настучит мне – по голове. Поэтому ставь сразу.
– Все равно остается дырка.
– Посмотри что-нибудь из «заиксованного».
– А с «Клептократией» что делать?
– Не знаю. Ты как себя сегодня чувствуешь? Затылок не давит?
– Давит. Утром сто восемьдесят на сто десять было.
– Многовато!
– Может, по чуть-чуть? Коньяк – лучший друг сосудов.
– Давай после планерки, – кивнул Скорятин, удивляясь своему согласию.
Ведь если Алиса призовет его сегодня к себе, придется пить секретную таблетку Казановы, а это вместе с алкоголем строго не рекомендуется – врач предупреждал.
– Говорят, Кошмарик нас продать хочет, не слышал? – осторожно спросил Жора.
– А почему бы и нет? Он нас купил, как деревню с крепостными. Может и продать. Капитализм.
– А куда идти? Мне до пенсии всего ничего осталось.
– За что боролись – на то и напоролись.
– Я не боролся, я строчки считал, – грустно молвил Жора и ушел, по-стариковски шаркая большими изношенными кроссовками.
Незабвенный Веня написал как-то о нем:
Жизнь – интересное кино! Вот ответсек Ж. Дочкин. Он выпил танкер водки, но Не написал ни строчки.
В журналистику Дочкин попал случайно, о чем любил рассказывать под рюмку. Мать вырастила Жору без отца, не вынесшего ее астмы, которая обострялась от любого пустяка, в том числе и от супружеских обязанностей. Работать она могла только дома: клеила коробки для елочных украшений. Сын с восьмого класса начал сам зарабатывать, устраивался куда-нибудь на школьные каникулы и однажды увидел объявление: еженедельнику «Мир и мы» требуется курьер. Они тогда еще сидели в газетном комбинате, особняк на Зубовской возник через год. Танкист поехал в санаторий, встретил там однополчанина из Управления делами ЦК КПСС, пил с ним каждый вечер и выпросил новое роскошное помещение. Тогда многое решало фронтовое братство. Скажем, сходились вверху два седых титана-управленца, чтобы схватиться насмерть, вглядывались друг в друга: «А не ты ли в сорок первом под Оршей?..» – «Я…» Обнялись, поцеловались и договорились.
Жора зашел по объявлению – и уже на другой день разносил по этажам полосы. Больше всего ему понравились бездверные лифты, скользившие, не останавливаясь, вверх-вниз: сотрудники ловко впрыгивали и выпрыгивали на ходу.
– А если кто-то не успеет? – вслух, как бы себя самого спросил новичок.
– Все предусмотрено! – солидно ответил Скорятин, работавший в «Мымре» целых полгода.
Когда пространство между опускающимся полом и перекрытием этажа сократилось до полуметра, он сунул в щель ногу – лифт дернулся и встал.