Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - стр. 15
– Ты такой сильный, большой! Сделай мне больно! О-о!
Ошарашенный студент просьбу выполнил, но решил с генеральской внучкой больше не встречаться, однако она все время передавала через Касимова призывные приветы, и он нарушил зарок. Напрасно. Неутолимая Нора впадала всякий раз в буйно-сумеречное состояние, допытывалась, зачем Гена с ней это делает, умоляла называть происходящее самыми грубыми словами и погромче, а потом вовсе отключалась минут на пятнадцать. Скорятин прекратил опасные свидания – от греха подальше: вдруг однажды не очнется?
Самой серьезной была связь с Ольгой Николаевной из бюро проверки «Московской правды». Как-то раз номер подписали поздно, домой им было по пути, а бедная женщина, отправив ребенка к матери в Ростов, вдруг решила отомстить беглому мужу. К ней Гена ходил долго, искренне удивляясь, почему бросают таких жарких умелиц, превращающих скрипучую кровать в полигон взаимных восторгов. У него даже мелькнула безумная мысль о женитьбе. Но муж, одумавшись, вернулся, и Ольга Николаевна, вздохнув, сказала: «Ты милый, красивый мальчик, но семья – это семья!» «А может, иногда… потихоньку?» – взмолился убитый студент. «Потихоньку кур крадут!» – рассмеялась она и подарила ему тропическую ночь окончательных открытий.
Но Марина Ласская – это совсем другое, это неизъяснимое!
Когда она неожиданно пригласила его к себе, он даже растерялся:
– Какие конфеты любит твоя мама?
– Никакие. Мы будем одни.
Отец, Александр Борисович, улетел с делегацией Союза художников в Венецию. Мать, Вера Семеновна, поехала проведать дальнюю родню в Днепропетровск. А дедушка, Борис Михайлович, как обычно, сидел на даче в Панкратове и писал свой главный труд «История атеизма в России». Огромная пятикомнатная квартира в Сивцевом Вражке напоминала музей после закрытия: старинные книги, картины, бронза, натертый дубовый паркет, громкие напольные часы – и никого. Ласская достала из бара с подсветкой «Кампари». Скорятин успел заметить там множество бутылок с яркими неведомыми этикетками. Выпили. Она включила музыкальный центр «Сони» с большими черными колонками, поставила «Болеро», и они долго целовались, распаляясь под нарастающее безумие музыки. Потом Марина оттолкнула его, ушла в ванную, пошумела водой и появилась в туго перетянутом белом махровом халате, какие он видел только в зарубежных фильмах. Повинуясь ее кивку, Гена тоже отправился в санузел и чуть не устроил потоп, заинтересовавшись устройством биде, пользоваться которым прежде не доводилось.
Когда он вернулся, она лежала навзничь на кровати, распахнув халат. Долгожданный треугольник ухоженных волос был ослепительно черен. Влюбленный студент задохнулся от недевичьего изобилия ее тела и опустился на колени. Марине в самом деле больно не было, наоборот, она застонала и отзывчиво подалась ему навстречу. Когда, тяжело дыша, они распались, Ласская счастливо содрогнулась и шепнула с нежной усталостью:
– А ты лучше, чем я думала…
Гена почему-то вспомнил присказку бабушки Марфуши: «Чем девок пужают, тем баб ублажают», но благоразумно промолчал, потупившись. Странно устроен человек: неделю назад ему достаточно было одного присутствия этой девушки, благосклонного взгляда, а вот теперь, получив все, он мучился от того, что в ее жизни уже побывал кто-то, кому она так же отзывчиво подавалась чреслами навстречу. Чтобы не обнаружить глупую обиду, не объяснимую словами и не достойную интеллигентного человека, Скорятин уставился на картину, висевшую напротив. Марина, проследив его взгляд, объяснила: