Собрание сочинений. Том 4. 1964–1966 - стр. 67
– Превосходно, – сказал я. – Это два. И наконец?
По ее лицу было видно, что эта игра ей уже надоела и что сейчас она что-нибудь отмочит. И она отмочила. Я даже глазами захлопал.
– Да, – сказал я. – Это, конечно, да… Только это случается и без волшебства…
– Как сказать! – возразила она и принялась развивать идею, ссылаясь на невзгоды своих клиенток. Все это ей было очень весело и забавно, а я, позорно потерявшись, дул бренди с лимонным соком и стесненно хихикал, чувствуя себя девой-неудачницей. Нет, если бы это происходило в кабаке, я бы знал, как себя вести… Ой-ей-ей… Ну и ну… Да-а-а!.. Хорошенькими делами они там занимаются в своих Салонах Хорошего Настроения… Ай да престарелые!..
– Ф-фу-у… – сказал я наконец. – Вузи, вы меня смущаете… И потом, я уже все понял. Я вижу, что без волшебства тут действительно не обойтись. Хорошо, что я не волшебник!
– Здорово я вас уела! – радостно сказала Вузи. – А вы бы чего сейчас пожелали?
Тогда я тоже решил пошутить.
– Мне ничего такого не надо, – сказал я. – Я ничего такого и не умею. Я бы хотел хороший добрый слег…
Она весело улыбалась.
– Мне трех желаний не требуется, – пояснил я. – Мне хватит одного.
Она еще улыбалась, но улыбка ее стала растерянной, потом кривой, потом она перестала улыбаться.
– Что? – сказала она жалким голосом.
– Вузи!.. – сказал я, поднимаясь. – Вузи!..
Она словно не знала, что делать. Она вскочила, потом села, потом опять вскочила. Столик с бутылками опрокинулся. На глазах у нее были слезы, а лицо было жалким, как у ребенка, которого нагло, грубо, жестоко, издевательски обманули. И вдруг она закусила губу и изо всех сил ударила меня по лицу – раз и еще раз. И пока я моргал, она, уже совсем плача, отшвырнула ногой опрокинутый столик и выбежала вон. Я сидел с раскрытым ртом. В темном саду взревел мотор, вспыхнули фары, затем шум двигателя пронесся по двору, по улице и затих в отдалении.
Я ощупал физиономию. Ай да шутка! Никогда в жизни я еще не шутил так эффектно. Болван старый… Вот тебе и слег…
– Можно? – спросил Лэн. Он стоял в дверях, и он был не один. С ним был угрюмый, остриженный наголо конопатый мальчик. – Это Рюг, – сказал Лэн. – Можно, он тоже будет ночевать здесь?
– Рюг, – задумчиво сказал я, разглаживая щеки. – Рюг, значит… Ну да, конечно, хоть два Рюга… Слушай, Лэн, а почему ты не пришел хоть на пять минут раньше?
– Так тут же она была, – сказал Лэн. – Мы в окно смотрели, ждали, когда она уйдет.
– Да? – сказал я. – Очень интересно. Рюг, голубчик, а что скажут твои родители?
Рюг не ответил. Лэн сказал:
– У него не бывает родителей.
– Ну хорошо, – сказал я, испытывая легкое утомление. – А вы не будете драться подушками?
– Нет, – сказал Лэн без улыбки. – Мы будем спать.
– Ладно, – сказал я. – Я вам сейчас постелю, а вы быстренько приберите вот это все…
Я постелил им на тахте и на креслах, они сразу же разделись и легли. Я запер дверь в холл, погасил у них свет и перешел к себе в спальню и некоторое время сидел у окна, слушая, как они шепчутся, ворочаются и двигают мебель. Потом они затихли. Около одиннадцати часов в доме раздался звон битого стекла. Голос тети Вайны запел какую-то маршевую песню, и снова зазвенело разбитое стекло. По-видимому, неутомимый Пети опять падал мордой. Из города доносилось: «Дрож-ка! Дрож-ка!» Кого-то громко тошнило на улице.