Собрание малоформатной прозы. Том 4. Фантастика, криминал, современная проза, фэнтези, легенды, сказания и мифы - стр. 16
Запись обрывается.
Профессор Гессинг в обоих случаях не добился от медиумов ответов о причинах фиаско. Их синхронные комментарии происходившего обрывались совершенно внезапно. Индикаторы их самочувствия показывали, что срывы сеансов были вызваны выпадением медиумов из рабочего состояния в глубокий здоровый сон. После непродолжительного глубокого сна они просыпались отдохнувшими, посвежевшими, умиротворенными и не помнили даже того, о чем говорилось в записях.
Гессинг не смирился с поражением. Он срочно вызвал к себе своего лондонского коллегу с тем, чтобы самому стать его медиумом в очередном сеансе.
Он сам отправится к недосягаемому ИО!
Яркий солнечный свет заливал верхушки деревьев, пробивался тонкими лучами сквозь густые кроны, искрился радужными бликами на крыльях огромной сине-зеленой стрекозы, залетевшей с соседней поляны. Стрекоза была великолепна. Полусферические линзы ее глаз мерцали желтыми и красными огоньками, и казалось, что нет на земле создания более чудесного, чем это насекомое. Но также удивительно красивы были листья деревьев и каждая травинка на земле. Как потрясающе красива была эта первозданная природа! В дни профессора Гессинга подобная ее первозданность сохранилась лишь в подводном мире. Что стало с сухопутной частью флоры после всемирного потопа, пока не может сказать никто. Некоторые считают, что она погибла за тринадцать месяцев и двадцать шесть дней углекислого голодания под водой, а затем была сотворена вторично. Значит она второзданна. Узнать об этом наверняка можно, пронаблюдав, как это происходило. Такая задача тоже стояла в программе эксперимента.
Внимание профессора привлекло мелькнувшее неподалеку животное. Оно быстро перескакивало с дерево на дерево, но не было ни белкой, ни обезьяной. Профессор машинально сделал руками движение, чтобы раздвинуть ветки, мешавшие разглядеть «прыгуна», но его руки прошли через них как сквозь туман. – Не забываться! – приказал себе Гессинг.
Залюбовавшись природой, профессор потерял контроль над обстановкой и забыл на короткое время, что он чужой в этом мире. Он ощущал «материальность» своего духовного облика, на нем была та же одежда, в которой он был введен своим лондонским коллегой в рабочее состояние, но он был здесь духом, фантомом, невидимым для окружающих. А при пересечении его тела с объектами этого мира не он сам, а они оказывались для профессора фантомами. Гессинг шагнул вперед сквозь мешавшие его обзору ветки, но диковинное животное уже исчезло куда-то.
Духовное тело профессора не ощущало ни температуры окружающей среды, ни звуков, ни запахов. Оно было лишено вкусовых и осязательных восприятий этого мира. У него сохранилось лишь зрение, но и оно давало профессору информацию, требующую совсем иного осмысления. Так, видимые преграды на пути не создавали ни малейших помех в их преодолении, и привыкнуть к этому было не просто. Проходя сквозь них, Гессинг всякий раз испытывал легкий укол тревоги. Зато телепатические возможности профессора раскрывались здесь в полной мере. Он чувствовал эмоции всех живых существ. Он «слышал» мысли и слова людей, и поражался тому, как извратились люди в словах и особенно в мыслях. Ненависть вспыхивала в них уже не как ответная реакция на зло, а при виде любого объекта, на который она может быть излита. Она мучила людей подобно лютому голоду: пока не видно еды, голод притупляется, но при виде ее, он овладевает голодающим с новой силой. Только в отличие от голода ненависть неутолима. В этом она подобна огню: чем больше ему пищи, тем сильнее и яростнее его пламя.