Собор у моря - стр. 63
Однажды утром Бернат наводил порядок, перетряхивая свое скудное имущество, спрятанное под соломенным тюфяком. Здесь лежала сумка, в которой он хранил деньги, собранные перед его поспешным бегством из дому вот уже почти девять лет тому назад, а также то немногое, что платил ему зять. Эти деньги понадобятся, когда Арнау начнет осваивать профессию, и помогут сыну стать на ноги…
Неожиданно в комнату рабов вошел Жауме. Бернат с удивлением посмотрел на первого помощника – Жауме не часто заходил сюда.
– Что?..
– Твоя сестра умерла, – скупо обронил Жауме.
У Берната подкосились ноги, и он присел на тюфяк с сумкой в руках.
– Как?.. Что произошло? – пробормотал он.
– Хозяин не знает. Утром ее тело было уже холодным.
Бернат выронил сумку и закрыл руками лицо.
Когда он отнял их и поднял глаза, Жауме уже не было. С комком в горле Бернат вспомнил девочку, работавшую в поле вместе с ним и отцом, девушку, поющую без остановки, когда она ухаживала за скотиной. Иногда Бернат видел, как отец делал перерыв в работе и, закрыв глаза, чтобы отвлечься на несколько мгновений, наслаждался этим голосом, веселым и беззаботным.
И вот…
Арнау остался безучастным, когда во время еды узнал эту новость из уст отца.
– Ты слышишь меня, сынок? – спросил его Бернат.
Арнау кивнул. Прошел уже год, как мальчик не видел Гиамону, исключая те давние случаи, когда он залезал на дерево, чтобы посмотреть, как она выводит на прогулку его двоюродных братьев и сестру. Он сидел, затаившись в густой листве, и подглядывал за ними, глотая слезы, а они бегали и смеялись. И никто его не пожалел. Арнау хотел сказать отцу, что ему все равно, что Гиамона его не любила, но грусть, светившаяся в глазах отца, остановила его.
– Отец, – тихо произнес Арнау, подходя к нему, – не плачьте.
Он уткнулся лицом ему в грудь, и Бернат, прижав мальчика к себе, крепко обнял его.
Они ели в полном молчании, сидя рядом с рабами и подмастерьями, когда раздался первый вопль. Этот душераздирающий крик, казалось, рвал воздух. Все повернулись в сторону дома.
– Плакальщицы, – пояснил один из подмастерьев. – Моя мать – плакальщица. Может быть, это она. Она лучше всех плачет, в городе ей нет равных, – с гордостью добавил он.
Арнау посмотрел на отца. В этот момент прозвучал другой вопль, и Бернат увидел, как сжался его сын.
– Нам еще долго придется слушать их, – предупредил он Арнау. – Мне сказали, что Грау нанял много плакальщиц.
Так и было.
В течение всего вечера и ночи, пока люди приходили в дом семьи Пуч, чтобы выразить соболезнование, несколько женщин оплакивали смерть Гиамоны. Ни Бернат, ни его сын не могли уснуть из-за постоянного жалобного воя…
– Об этом знает вся Барселона, – сообщил Жоанет Арнау, когда они увиделись утром, оказавшись среди людей, которые толпились у дверей дома Грау.
Арнау пожал плечами.
– Все пришли на похороны, – добавил Жоанет, заметив невольное движение друга.
– Почему?
– Потому что Грау богатый и всякий, кто придет в этот траурный день, получит какую-нибудь вещь.
Жоанет показал Арнау длинную черную рубашку.
– Вроде этой, – добавил он, улыбаясь.
В начале дня все пришедшие облачились в черное и похоронная процессия отправилась в сторону Назаретской церкви, где находилась часовня Святого Ипполита, чьим покровительством пользовалась гильдия гончаров. Плакальщицы шли возле гроба; они не только плакали, завывали, но и рвали на себе волосы.