Собор у моря - стр. 25
Гиамона оглядела свое тело матроны и, улыбнувшись, кивнула.
– Этот Жауме, – продолжил Бернат, – говорил что-то о родственниках Грау. Что он имел в виду?
Прежде чем ответить, Гиамона покачала головой.
– Дело в том, что, когда близкие Грау узнали, что их брат разбогател, все – братья, двоюродные братья и племянники – притащились в мастерскую. Они бежали со своих земель в расчете на помощь Грау.
Гиамона не могла не заметить, как помрачнело лицо брата.
– Ты… тоже? – спросила она, и Бернат утвердительно кивнул. – Но ведь у тебя были такие замечательные земли!..
Гиамона не могла сдержать слез, слушая историю Берната.
А когда он рассказал о мальчике из кузницы, она встала, подошла и опустилась на колени рядом со стулом, на котором сидел брат.
– Не признавайся в этом никому, – посоветовала Гиамона и прижалась головой к его ноге. – Не переживай, – всхлипнула она, дослушав брата до конца, – мы тебе поможем.
– Сестрица, – ласково произнес Бернат, гладя ее по голове, – как же вы мне поможете, если Грау не захотел помочь своим собственным братьям?
– Мой брат не такой, как все! – твердо ответила Гиамона.
Уже наступила ночь, когда ее муж явился наконец домой. Маленький и худой Грау, весь на нервах, ругался сквозь зубы. Гиамона ждала его и слышала, как он пришел. Жауме успел сообщить хозяину о последней новости в их доме: «Ваш шурин спит рядом с подмастерьями на копне соломы, а ребенок… с вашими детьми».
Грау тут же поспешил к жене.
– Как ты посмела? – крикнул он, выслушав ее сбивчивое объяснение. – Он – беглый серв! Ты знаешь, чем это может закончиться, если в нашем доме найдут беглеца?! Мне конец! Мне придет конец!
Гиамона слушала его не перебивая и холодно наблюдала за тем, как он ходил вокруг нее с искаженным от злобы лицом.
– Ты сошла с ума! Я отправил своих братьев на кораблях за границу! Я дал приданое женщинам из своей семьи, чтобы они вышли замуж не за местного, – и все для того, чтобы никто не мог ни в чем осудить нашу семью! А теперь ты… Почему я должен обходиться с твоим братом иначе?
– Потому что мой брат не такой, как все! – снова крикнула Гиамона.
Изумленный, не ожидавший возражений, Грау стал заикаться:
– Что? Что ты хочешь сказать?
– Ты все прекрасно понимаешь. Не думаю, что тебе надо напоминать об этом.
Грау потупил взгляд.
– Именно сегодня, – пробормотал он, – я встречался с одним из пяти городских советников, надеясь, что меня, как консула гильдии гончаров, изберут членом Совета Ста. Похоже, мне удалось склонить на свою сторону троих из пяти советников, остались только судья и викарий. Ты только представь, что скажут мои враги, если узнают, что я предоставил убежище беглому серву!
Гиамона мягко напомнила:
– Мы обязаны ему всем.
– Я всего лишь ремесленник, Гиамона. Богатый, но ремесленник. Знать презирает меня, а торговцы ненавидят все больше и больше. Если станет известно, что мы приютили беглеца… Ты знаешь, что скажет знать, у которой есть земли?
– Мы всем обязаны Бернату, – с твердостью в голосе повторила Гиамона.
– Хорошо, тогда дадим ему денег, и пусть уходит.
– Ему нужна свобода. Один год и один день.
Грау снова начал нервно ходить по комнате. Потом он всплеснул руками и закрыл ими лицо.
– Мы не можем, – пробормотал он сквозь пальцы. – Не можем, Гиамона… Ты не представляешь, чем это чревато для нас!