Собор у моря - стр. 15
Замок Льоренса де Бельеры находился на расстоянии свыше одной лиги от дома Эстаньолов. Первые несколько недель Бернат не мог ничего узнать о своем сыне. Кого бы он ни спрашивал, ответ был один и тот же: его жена с ребенком находятся в личных покоях доньи Катерины. Одни цинично смеялись, отвечая ему, а другие опускали взгляд, как будто не хотели смотреть в глаза отцу ребенка. Бернат терпел эти унижения целый месяц, пока однажды, когда он выходил из пекарни с двумя буханками из бобовой муки, не столкнулся с чумазым подмастерьем кузнеца, у которого при случае спрашивал о малыше.
– Ты что-нибудь знаешь о моем Арнау? – осведомился он.
Рядом никого не было. Мальчишка хотел было увильнуть в сторону, притворяясь, что не услышал вопроса, но Бернат схватил его за руку:
– Я спросил, знаешь ли ты что-нибудь о моем Арнау?
– Твоя жена и твой сын… – начал тот, опустив глаза.
– Я знаю, где они, – перебил его Бернат. – Я тебя спрашиваю, с моим Арнау все в порядке?
Паренек уставился в землю, рисуя ногой на песке. Бернат его не отпускал.
– С ним все в порядке?
Почувствовав, что Бернат на грани срыва, подмастерье испугался.
– Нет! – крикнул мальчик и повторил: – Нет…
Бернат чуть отступил, в глазах несчастного отца читался немой вопрос. Не выдержав затянувшейся паузы, Бернат снова спросил:
– Что с ребенком?
– Не могу… Нам приказано не говорить тебе… – Голос мальчика надломился.
Бернат снова сжал его руку и заговорил громче, не задумываясь о том, что может привлечь внимание охраны:
– Что с моим сыном? Что с ним? Отвечай!
– Не могу, нам нельзя…
– Может, ты изменишь свое решение? – Бернат протянул подростку краюху хлеба.
Глаза подмастерья расширились. Не отвечая, он схватил хлеб из рук Берната и откусил такой большой кусок, словно не ел несколько дней. Бернат отвел его в сторонку, подальше от любопытных взглядов.
– Что с моим Арнау? – спросил он с нетерпением.
Мальчик, стоя с набитым ртом, жестами показал, чтобы тот следовал за ним. Они шли, прижимаясь к стенам, стараясь не попадаться на глаза слугам сеньора.
Приблизившись к кузнице, они нырнули в дверной проем, и подмастерье открыл дверь каморки, в которой хранились материалы и инструменты. Не входя, мальчик сел на землю и набросился на остатки хлеба. Бернат осмотрел каморку.
Жара стояла невыносимая. Он не сразу понял, почему подмастерье привел его сюда: здесь только инструменты и старое железо…
Бернат бросил на мальчика недоуменный взгляд. Тот, продолжая с упоением жевать, кивнул в сторону темного угла, дав понять, чтобы он шел туда.
Там, на каких-то бревнах, в поломанной плетеной корзине, брошенный и некормленый, лежал ребенок, ожидая смерти. Белая льняная рубашонка была грязной и изорванной. Бернат даже не смог выдавить крик, который рвался из горла. Это было глухое рыдание, мало похожее на человеческое…
Он схватил Арнау и прижал его к себе. Малыш чуть пошевелился, очень слабо, но пошевелился!
– Сеньор приказал, чтобы ребенок оставался здесь, – услышал Бернат голос подмастерья. – Поначалу твоя жена приходила сюда по нескольку раз в день, чтобы покормить и успокоить его.
Глядя, как Бернат со слезами на глазах прижимает к груди тельце несчастного сына и пытается вдохнуть в него жизнь, подмастерье продолжил:
– Но потом… Первым был управляющий, твоя жена сопротивлялась и кричала… я все видел, это произошло в кузнице. – Он показал отверстие в дощатой перегородке. – Но управляющий очень сильный… Когда все закончилось, вошел сеньор с солдатами. Твоя жена лежала на полу, и сеньор начал над ней издеваться. Затем стали хохотать все. С тех пор каждый раз, когда твоя жена приходила кормить ребенка, солдаты поджидали ее у двери. У нее не было сил сопротивляться. Вот уже несколько дней, как я ее не видел: она теперь появляется здесь редко. Солдаты… любой из них… хватают ее, как только она выходит из покоев доньи Катерины. И у нее уже нет времени дойти сюда. Иногда за всем этим наблюдает сеньор, но он только усмехается.