Собиратель реликвий - стр. 25
Тот перегнулся через стол к Дисмасу:
– Знаешь, мы с тобой могли бы недурно подзаработать.
– Мне уже не нравится твоя задумка.
– Все равно слушай. Я делаю плащаницу, а ты продаешь ее своему горе-архиепископу. Двадцать пять процентов – твои.
– Неслыханная щедрость. Как поживает Агнесса?
– В манду Агнессу.
– Я не прочь, но она твоя жена. Нарс, я пытаюсь переменить тему.
– А что такого? Ты же презираешь Альбрехта…
– Я ни разу тебе не говорил, что презираю Альбрехта.
– Да ладно, ты сто раз выражался в этом духе. Он свинья. Не такая свинья, как папа, но тем не менее – свинья. А Тецель? Вот кто настоящий подонок! Эх, на костер бы его…
Дюрер осушил кружку и начал колотить ей по столу. В таверне притихли. Дюрер вскарабкался на стол и распрямился на нетвердых ногах.
– Нарс, сядь! – велел Дисмас.
Дюрер воздел кружку:
– За брата Мартина Л-лултера. Лу-лур…
Все уставились на него.
– Ну же! Вы! Все! Пейте! За Мартина Лу-те-ра. Во! Смерть папе-содомиту!
– Эй! – крикнул кто-то. – Думай, что несешь!
К ним подковылял Магнус:
– Мастер Дюрер. Прошу вас. Не надо скандалов.
Дисмас дергал Дюрера за штанину:
– Нарс, слезай оттуда.
– Магнус, еще бренди! Всем бренди! – Дюрер поднял кружку. – Пейте! Пейте за Альбрехта Дюрера!
– За кого? – переспросил кто-то.
– За Альбрехта Дюрера! Который подтирает задницу картинами Лукаса Кранаха!
Дисмас и Магнус стянули Дюрера со стола и дотащили до дверей.
– Ты великий человек, – бормотал Дюрер, наваливаясь на кабатчика. – Самый великий. Величайший! Величайший во всей… империи.
– Я доведу его до дома, – сказал Дисмас Магнусу.
Ночная прохлада приятно освежала.
– Лишь бы никто не кликнул стражу, – обеспокоенно заметил Дисмас.
– Насрать на стражу. Что они нам сделают?
– Нарс, нельзя залезать на стол в таверне и орать, что папа – содомит.
– Можно. Он же содомит. Л-лулт… Ой, я никак не могу его выговорить! Л-у-у…
– Ты пьян, Нарс.
– Тсс! Погоди, слушай, сейчас скажу. Лу-у-тер. Лутер теперь у нас папа. Дисмас?
– Что, Нарс?
– Я Лутера лублу.
– Ладно. Хорошо. Пойдем.
– Отведи меня к нему, я перед ним исповедуюсь.
– Нарс, брат Лютер – в Виттенберге, а мы – в Нюрнберге.
– Я хочу его написать. Сделаю его бессмертным.
– Полагаю, о своем бессмертии он уже позаботился. К тому же Кранах тебя опередил.
– Кранах? Кранах. Кранах – залупень!
– Тише, Нарс. О господи.
– Он и выглядит-то как залупень.
– Если не утихомиришься, я сдам тебя страже.
– А я буду сопротивляться, – сказал Дюрер, заваливаясь на забор.
Дисмас подхватил друга под локоть:
– Когда Агнесса увидит тебя в таком состоянии, ты пожалеешь, что тебя не сцапала стража.
6. Лодка Рыбаря
Весной Дисмас снова был в Майнце.
Зиму он провел в теплых краях, охотясь за реликвиями для Альбрехта, – последней модой были итальянские мученики VI века, но, помимо них, удалось отыскать и пару других редкостей: ребро святого Хрисогона и отличный фрагмент копчика святой Специозы, принесший, как уверялось, несколько первосортных исцелений. По обыкновению, Дисмас предоставил бы Фридриху преимущественное право покупки, но у Фридриха и без того было столько костей Специозы, что хватило бы на полный скелет.
К собору Дисмас привычно направился по переулку, ведущему в клуатр. Среди покаянцев и молельщиков за углом толпились паломники.
День был не праздничный. Что они тут делают? Разодранные рубища покаянцев пятнала кровь. Дисмас всегда полагал самобичевание вульгарным обычаем. Безрукие и безногие калеки ползли и перекатывались по булыжникам мостовой. Лица многих были обезображены язвами и голодом. Толпа осаждала вход в клуатр, где стояли на страже два ландскнехта – те самые, которых Дисмас видел прошлой осенью.