Сны поездов - стр. 4
Оторванные от мирских забот, члены бригады – иногда их было больше сорока и никогда меньше тридцати пяти – сражались с лесом от рассвета и до ужина: повалят гигантскую ель, распилят ее на бревна, такие, что едва с места сдвинешь; Грэйньеру эта работа представлялась не менее значительной, чем возведение пирамид – они меняли внешность горных склонов; они почти не разговаривали, разве только выкрикивали что-нибудь изредка; их бороды слипались и черствели от смолы, их кальсоны намокали от пота, пыль запекалась в складках их шей, под локтями, под коленями; от густого запаха смолы саднило в горле и щипало глаза, этот запах перекрывал даже вонь животных и душок навоза. В конце дня все валились спать – примерно там же, где валили деревья. Хижин на всех не хватало. Большинство мужчин спало в палатках – древних, тут и там залатанных мешковиной; впрочем, и мешковина, по словам Арна Пиплса, была вырезана из пехотных палаток Северной армии, времен Гражданской войны. Пиплс показывал пятна крови на ткани. Некоторые из этих палаток служили еще американским кавалеристам во времена индейских кампаний – и наверняка пережили тех, кому давали приют; во всякому случае, так считал Арн Пиплс.
– Только дайте мне топор, парни, – любил повторять он. – Если я возьмусь за дело, то утром, придя на работу, вы обнаружите, что вчерашние щепки и пыль еще не улеглись…
«Я создан для летних лесозаготовок, – говорил Арн Пиплс. – Вам, миннесотцам, оно, может, и не по душе. Я же, пока сотню не повалю, даже толком не разогреюсь. Помню, работал я на вершине горы недалеко от Бисби в Аризоне – до солнца там оставалось одиннадцать или двенадцать миль. Температура переваливает за сорок пять градусов: поднимаешься на шаг, становится еще на градус жарче. И это в тени. Вот только тени там не было». Всех своих собратьев по лесозаготовкам он почему-то называл «миннесотцами». При этом, насколько можно было судить, ни один из них в жизни не бывал в Миннесоте.
Арн Пиплс приехал с Юго-Запада и утверждал, будто виделся и разговаривал с братьями Эрп в Тумстоуне; по его словам, знаменитые законники были не блюстителями, а «фанатиками порядка»[2]. В юности он работал на аризонских рудниках, потом десятилетиями валил деревья по всей стране, теперь же превратился в хилого, сморщенного колобродника, не в меру болтливого, сторонящегося тяжелой работы, самого дряхлого во всем лесу старика.
Полезен он бывал лишь от случая к случаю. Когда требовалось вырыть туннель, он был пороховой мартышкой – подрывником, то есть: устанавливал заряды и пробивал себе путь вглубь утеса, пока не выбирался с другой стороны; после каждого взрыва за ним расчищали завалы. Он был суеверен и делал все точно так же, как делал это в медных рудниках Мьюл-Маунтинс на юге Аризоны.
«Я был свидетелем того, как мистер Джон Джейкоб Уоррен потерял все свое состояние. Напился и заявил, что сможет обогнать коня, – это, кстати, вполне могло быть правдой. Не таким уж Арн Пиплс был лгуном, во всяком случае, не заявлял, что знаком со знаменитостями, кроме разве что Эрпов, ну и потом, никто из присутствовавших ни разу не слышал о Джоне Джейкобе Уоррене. – Поспорил, что сможет обогнать трехлетнего жеребца! Стоял посреди улицы, раскачиваясь взад-вперед, глаза в кучку, до того пьян – даром что богатейший человек в Аризоне! – и как припустит, дыша тому жеребцу прямо в зад. Поставил на кон рудник Медной королевы. И профукал!