Сновидец. Призови сокола - стр. 24

Первый квадратик: что такое реальность.

Первый квадратик: спроси у своего брата про Волшебный базар.

Первый квадратик: они будут шептать мое имя».

Ронан выкатил мотоцикл на берег, и плавучий мостик у него за спиной приподнялся на несколько дюймов. Тогда Ронан внезапно понял, что это не черная вода, а живые существа.

Они так и кишели.

– Блин, – сказал он.

«Прыгай, скачи, брось камушек, следующий квадратик.

Увидимся на той стороне».

Ронан проснулся.

Было утро.

До Ронана доносились типичные утренние звуки. Гудение электробритвы в дальнем конце коридора, музыка в другой комнате, шаркающие туда-сюда по старой лестнице ноги. Снаружи звучали астматические пневмомашины, гулко хлопали дверцы автомобилей, болтали студенты, ворчали грузовики, раздраженно вскрикивали гудки.

Он провел ночь в Кембридже.

Ронан смотрел на себя сверху.

Как будто был ангелом, созерцающим собственное тело. Духом. Призраком минувшего Рождества. В общем, тем, что витает над тобой и смотрит, как ты спишь. Мысли Ронана Линча смотрели на тело Ронана Линча.

Внизу он видел молодого человека на узкой общажной кровати, неподвижного, но тем не менее выглядевшего абсолютно готовым к бою. Две складки между бровей складывались в универсальный символ, гласивший: «Я тебя нагну». Открытые глаза смотрели в никуда. Адам уместился между ним и стеной, самозабвенно раскрыв рот. Волосы у него разметались по подушке.

Оба были полностью покрыты чудовищами.

На их телах кишели необыкновенные существа, которые с первого взгляда походили на помесь краба и подковы. Если посмотреть повнимательнее, становилось ясно, что вместо панцирей у них театральные маски, а на спине – жадно открывающиеся маленькие рты. Каждый рот был полон ровных, как у коровы, зубов.

Крабы выглядели неправильно и кошмарно, потому они и были неправильны и кошмарны. Их не существовало, пока Ронан не проснулся. Эти твари существовали только потому, что Ронан проснулся.

Вот что значило быть Ронаном Линчем.

Из сна – в реальность.

Они шуршали и медленно двигались, комкая простыни своими маленькими твердыми ножками.

Адам не шевелился, потому что уткнулся здоровым ухом в подушку, а его постоянно измученное тело отдалось сну.

Ронан не мог двигаться. Его всегда как будто парализовывало на несколько минут, когда он успешно приносил что-то из сна. Он словно менял несколько минут бодрствования и потенциала во сне на несколько минут полной бесполезности. Ускорить процесс было нельзя, какими бы угрожающими ни оказывались обстоятельства, когда он просыпался. Ронан мог только вот так парить вне собственного тела и наблюдать, как сны делали что хотели, не боясь его вмешательства.

«Адам», – подумал он, но не сумел сказать.

Щелк, щелк. Чудовищные крабьи рты издавали влажный звук, когда открывались и закрывались, именно так, как в ту минуту, когда он увидел их во сне, под мостом. То, что он приносил из сна, не меняло повадок в реальности. Если сны нарушали законы физики (вроде доски, парившей над землей), они продолжали нарушать их, оказавшись в реальном мире. Если ему снилось отвлеченное понятие, которое обрело плоть (вроде песни, которую можно было взять в руки), это необыкновенное, мозговыносящее качество сохранялось и после пробуждения.

Если это были крабы-убийцы, которые хотели сожрать его во сне, они и в реальности стремились к тому же.