Снимать штаны и бегать - стр. 50
На вечернюю службу отец Геннадий явился озабоченным. Он торопливо прошествовал мимо двух десятков своих престарелых прихожанок и с досадой подумал о том, что для предстоящих великих дел его приход явно маловат. Службу он провел как-то автоматически и немного рассеяно. По ее окончании батюшка совсем уж было направился к выходу, небрежно благословляя свою немногочисленную паству, как вдруг церковные двери со скрипом распахнулись, и в них хлынула толпа. Незнакомые старушки на ходу повязывали платочки. Мужчины шли особой стайкой, смущенно крякая, стаскивая картузы и размашисто крестясь. В минуту церковь наполнилась народом. Здесь было сто, а, может, и все двести человек. Последним вошел Василий. Он подмигнул отцу Геннадию, сложил руки на груди и привалился плечом к дверному косяку. От удивления в голове батюшки что-то щелкнуло, отчего длинна и ширина будущего алтаря как-то сами собой перемножились. Отец Геннадий тихо засмеялся и произнес:
– Сто два…
В этот миг он понял, что схема начала работать даже быстрее, чем он ожидал, и испытал подлинное вдохновение.
– Братья и сестры! – воскликнул он воодушевленно. – Всякий христианин избран быть с Господом непрестанною памятью о Нем и сознанием Его вездеприсутствия, проповеданием, и исполнением Его заповедей, и готовностью исповедать веру свою в Него.
– Говорит как по-писанному! – прошептала беззубым ртом старушка в кумачовом платке.
– И то! Ничего не понять! Башковитый тут батюшка! – восхитилась ее соседка шуршащим шепотом.
– Раб Божий, Отчизны славный сын, воитель Лев Бубнеев, на земле нашей почивший, здесь и упокоен был, неизреченно сподобясь через то к нашей вечной по нем памяти!
Отец Геннадий возвысил голос. Своим умением говорить с паствой он по справедливости гордился. Любые, даже самые затрапезные и будничные мысли, попадая к нему на язык, оплетались тяжеловесным клерикальным орнаментом, отчего речи отца Геннадия редко бывали поняты, но неизменно повергали паству в благоговейный транс. В такие минуты служитель алтаря думал уже не мозгом, а ртом, поскольку фразы рождались и оформлялись церковно-славянскими кружевами непосредственно там.
– Другой светоносный и благодатный сын Отечества своего, раб Божий Харитон Ильич Зозуля, назидаясь страшными и опасными примерами из прошлого, встал первым, кто возжелал почтить память славного воителя, генерала Бубнеева. Соделавшись сам причастником благодати, пожелал и вас он принять под крыла свои.
– Генерала-то здесь раскопали! – зашептали приезжие старушки. – Он, говорят, во гробе, как живой лежал. И шаблюку-то, говорят, золотую у него нашли, только сразу в милицию забрали.
– А Харитон-то, говорят, Ильич – добрый человек. Он таперича, говорят, будет памятник генералу ставить и улицу к ему новую проложит. А нас, говорят, в город переселют – с водопроводом и удобствами! – ответили им местные бабки.