Снежный барс - стр. 24

Я не заметил, как по-настоящему влюбился. Помню ощущение бестелесной хрупкости, которая настигала меня каждый раз, когда я обнимал ее. Помню впервые возникшее желание защитить ее от жестокого мира. Господи помилуй, скорее мир нуждался в защите от нее!

Помню, как волновался, собираясь к ней на свидания, помню размер ее пальца, для которого я нашел кольцо, помню, как сделал предложение, и помню, как она согласилась.

Вам, конечно, интересно, что было дальше? Уверен, вы думаете, что она меня бросила, изменила, ушла. Нет, господа. Это было бы слишком просто. Она, к сожалению, вышла за меня. И я стал ее рабом.

Я мог делать, что хочу и с кем хочу. Я был абсолютно свободен. Но беда в том, что кроме нее я никого не видел и не хотел. Она – напротив. О, если бы ей нужны были измены и секс с другими, все было бы намного проще и закончилось бы быстро. Но секс в общепринятом значении ей вообще был мало интересен. Ее интересовали души. Именно завладев ими, она достигала пика удовлетворения. Без малейшего стеснения передо мной она пленяла новую жертву. Не проходило месяца, как на нашем пороге возникал новый несчастный, который был готов на все. Ее дико забавляла моя реакция, когда я открывал дверь и представлялся. При этом она абсолютно не ревновала меня. Я мог трахать любую женщину. «Только, пожалуйста, так, чтобы я не знала. И после секса хорошо помойся, дорогой, ты же знаешь, насколько я брезглива», – говорила она.

Я жил с женщиной, которая кроме себя никого не любила и не собиралась любить. А как же я? Я был ей удобен, как платяной шкаф или автоматические жалюзи, дающие свет по утрам. Она относилась ко мне, как к деревьям в нашем саду, равнодушно и ровно.

Сколько бессонных ночей я провел в машине, нарезая круги по городу. Меня рвало от отчаянья. К тому моменту я уже понимал, что ничего не изменится. Детей у нас нет и не будет – «Я еще не совсем сошла с ума портить свое тело», животным путь был тоже заказан – «Ты вообще себе представляешь, сколько микробов у них в шерсти? А эта ужасная вонь?». Друзей у нас просто не было. Максимум ее деловые партнеры, расхаживающие по террасе с бокалом шампанского. Наши родители уже ушли к праотцам.

Ситуация ухудшалась тем, что мы жили в огромном доме. Во дворе можно было запросто играть в футбол, и я часто мечтал о том, как наш неродившийся сын приглашает в гости друзей, и они носятся по траве до позднего вечера, пока мяч окончательно не сольется с темнотой. В бассейне можно было полноценно заниматься плаванием, что я и пытался делать, впрочем, весьма нерегулярно и бестолково. Чаще всего я сидел на бортике, грустно смотря в окно, за которым чудесным пологом сбегала вниз широкая сочно-зеленая равнина, заканчиваясь пыльной белесой лентой проселочной дороги.

В нашем доме постоянно дули сквозняки. Я зяб. В любое время года, будь то испепеляющий июль или морозный декабрь, я включал все обогреватели и кондиционеры. Она злилась. Ей всегда было жарко. А мне было холодно даже в постели под одеялом.

Я понимал, что моя душа попала в капкан. Я чувствовал себя Моисеем, которому уготовано в одиночку скитаться по пустыне, но отнюдь не 40 лет и вовсе не для того, чтобы сплотить великий народ. Бессмысленность моей жизни переходила всяческие границы. Я не мог уйти от нее, зная, что через два дня начну жестоко тосковать, но оставаться с ней было все тяжелее.