Снег на экваторе - стр. 33
Россия раздражает самим своим существованием. Тем, что век за веком ее не удается ни покорить, ни игнорировать. Каких бы взглядов ни придерживалось руководство страны, какую бы политику ни проводило, Россия всегда будет восприниматься Западом как враг, который неизбежно встает на пути его планов вселенского масштаба и мешает, ох, как мешает… Когда после многих лет житья за рубежом, ежедневного чтения и просмотра продукции англо-саксонского агитпропа, бесед с его творцами и жертвами окончательно сдаешься и принимаешь это объяснение, поначалу испытываешь разочарование. Слишком уж оно примитивно. Но что делать, если это правда? Иной раз самые простые и скучные выводы – самые верные.
В извечном противостоянии России с Западом музыка, конечно, не играет первую скрипку, но и сводить ее роль к партии контрафагота, тубы, треугольника было бы опрометчиво. Те, чья молодость пришлась на 50-е или 60-е годы прошлого века, помнят, какие страсти кипели вокруг джаза, а те, кто взрослел в 70-е или 80-е, – вокруг рока. Но то была улица с односторонним движением. Сколько бы восторженных од о покорении западных стран нашими рок и поп-звездами ни спели прикормленные журналисты, правда состоит в том, что советская и российская эстрада никогда не становилась там сколь-нибудь заметным явлением. Серьезная музыка – другое дело. Она исполняется, записывается, транслируется и может служить верным отражением того, как воспринимается российская культура и сама Россия. Зеркальце получается пусть и миниатюрным, но не кривым.
Пренебрежение русскими композиторами, демонстрируемое музыкальными обществами в Замбии и Кении, не означает, что их творения игнорируются и в бывшей метрополии. В крупнейших книжных магазинах Лусаки и Найроби продавались британские музыкальные журналы. Из них следовало, что в Лондоне выходили диски с записями не только самых известных наших авторов, таких как Чайковский и Рахманинов, но и тех, кто исполняется нечасто: Аренский, Ляпунов, Калинников, Гречанинов, Мясковский… Регулярно звучали произведения российских композиторов в британских концертных залах. Вместе с тем бросалось в глаза, что круг тех, кого играют не от случая к случаю, а постоянно, жестко предопределен и узок.
Если попытаться сформулировать кратко, то наибольшую благосклонность у британских кураторов культуры вызывают советские и российские авторы, которые сосредоточиваются на темных сторонах жизни. В случае с советским периодом упор делается на циничных пересмешниках, чье творчество стало возведением в Абсолют приема, найденного молодым Густавом Малером в третьей (в другой редакции она четвертая) части первой симфонии – «Траурном марше в манере Калло».
Французский график XVII века Жан Калло отношение к произведению имеет косвенное. Имя известного художника появилось потому, что он любил работать в сатирическом ключе. В действительности музыка навеяна гравюрой Морица фон Швиндта, помещенной в детской книжке и известной всем австрийским школьникам второй половины XIX столетия.
На гравюре изображены звери. Выстроившись в погребальную процессию, они хоронят найденного в лесу мертвого охотника. Издевательски вежливо отдавая почести лютому врагу, зверушки то и дело непроизвольно пускаются в веселый пляс, а потом спохватываются и, продолжая внутренне ликовать, вновь начинают изображать горе. В музыке истинный подтекст сцены выражен с помощью мажорной студенческой песенки «Что ж ты спишь, братец Яков?», которая звучит противоестественно мрачно, потому что подана в миноре. Ей противопоставлен по-цыгански надрывный танцевальный напев. В результате возникает ощущение, что музыка насквозь пропитана лицемерием и цинизмом.