Снег для продажи на юге - стр. 40

– Не в моём вкусе.

– А вот мне бы пошла. К моему бушлату. В следующую отсидку, после Нового года, отпущу. Да что ты всё озираешься?

Аратов засмеялся:

– Можешь себе представить, ищу перемены. Такой долгой показалась отлучка, что я, как только въехали в Аул, стал оглядываться – в темноте-то, – ища, что изменилось без меня: дом построили, стадион открыли, пустили метро.

– Ванную отделали розовым кафелем, – съязвил Гапонов.

– Да, помыться бы сейчас… Такие мелочи – а как всё портят!

– Хороши мелочи! Что же тогда главное?

– Ракету пустили, – смутился Аратов.

– Не ты пускал.

– Но и не тот солдатик, который нажимает кнопку. В конце концов, его кнопка – ничто перед тем анализом, за который мы с тобой отвечаем. Кстати, что же ты не спрашиваешь о результатах – не интересуют?

– У тебя же всё равно нет графиков в кармане? То-то. А общие результаты я знаю и сам: сидел в штабе во время вашей работы.

– Я-то настроился рассказывать подробности!

– Потерпи до утра: пуск хороший, и тебе этих подробностей хватит надолго: считать коэффициенты да строить кривые. Так что давай-ка лучше, пока не пришёл Петя, сразимся в шахматы.

– В шахматах я слаб, – сознался Аратов.

– Что ты за человек? В шахматах слаб, в карты не играешь.

– Терпеть не могу, – подтвердил Аратов. – Скучно. Только время тратить без толку: каким ты сел за стол, таким и встал.

– Э, дорогой, да ты рационалист.

– Нет, пожалуй, – подумав, возразил Аратов. – Рационалист сначала вычислит, а потом возьмётся за дело, я же всё-таки сначала живу, а лишь потом объясняю, как.

– Что ж, тут у каждого достаточно времени, чтобы, сидя на коечке, ответить, есть ли жизнь на Марсе. Будь моя воля, я бы набирал в экспедицию одних Гегелей и Львов Толстых. Потому что прочим ничего не остаётся как расписывать «пульку». Вот и ты научишься, как все, никуда не денешься. Странно, что не научился в вузе.

– Неиграющие найдутся всегда. Как и непьющие.

– Разве что твой Ярош? Ну так он в домино играет, а это и подавно низшая ступень.

– Погоди, – спохватился Аратов. – А что же его не видать? Пойду, загляну.

– Погоди. Федот отправил его наконец на техничку. И мы ожили. Нет, – видя недоумение Аратова, поспешил поправиться Гапонов, – не потому, что он надоел, а потому что векшинские расчёты закончились, и к нам вернулась Раиса, без которой я был как без рук. Прямо скажем, с недобрым чувством глядел я на эту парочку, Яроша да ярочку.

– Завидовал? – усмехнулся Аратов. – А, может, это у них серьёзно?

– Ты иронизируешь, а мне сдаётся, что Раиса увлеклась твоим приятелем. Эдакое, знаешь, немое обожание – самая страшная вещь. Он-то крепок, как скала, что неудивительно: на этот кадр не заглядишься. Впрочем, дело вкуса.

– Разве тут говорят о вкусах? – махнул рукой Аратов, невесело подумав, что обидно будет, если в его отсутствие позвонит Олечка Вербицкая. – Разве спорят? Тут не только не о ком поспорить, но и работать не с кем: один техник на всю экспедицию,

– Лучший техник во всём КБ, – многозначительно сказал Гапонов. – Эх, нечего с тебя взять за добрую весть, да ладно уж: Петя вызвал сюда Фаину – скорее всего, в полное твоё распоряжение. Да и к Векшину едет Валя Ярош, то бишь Чернышёва. Так что скоро у нас соберётся настоящий малинник – и смотри в оба, ты ведь у нас комсомольский босс, и моральный климат – первая твоя забота. Вокруг – одни холостые офицеры…