Снег для продажи на юге - стр. 18

– Переросли, – поправил Аратов.

– Переросли и огрубели, – согласилась она. – В детстве я зачитывалась какою-то книжкой о цирке. Без конца перечитывала, а теперь не помню даже названия. Там мальчик был, Артёмка. А в самом цирке – какой-то деятель, Самарин, я даже запамятовала его роль: то ли добрый человек, то ли эдакий карабас-барабас.

– Да, да, я помню, были две книги, – подхватил Прохоров. – «Артёмка в цирке» и «Волшебная шкатулка». У меня сохранились, кажется. Я поищу тебе.

– Не стоит: а вдруг разочаруюсь?

Взяв с полки, она медленно вращала в пальцах, разглядывая, деревянную фигурку – лениво потягивающуюся девушку.

– Правда у Наташки руки – прелесть? – спросила Нина, проследив за взглядом Игоря.

Вспомнив утренний разговор с Фаиной, он промолчал.

– С такими-то ногтями, – грустно проговорила Наташа, ставя фигурку на место. – Всё мечтаю переменить профессию, чтобы отрастить ногти. Нельзя же печатать – с длинными.

– Игорь дурачок: я бы влюбилась в тебя из-за одних только пальчиков.

– Андрей, Андрей, что ж ты не написал мои руки? Тогда не пришлось бы ставить холст в тёмный угол.

– Он говорил, что почти не пишет портреты… – начал Аратов, но Наташа перебила:

– Оставь, пожалуйста. Лучше расскажи про клоунов, каких вы сегодня видели.

– Лучшими клоунами были мы сами. С грустными и умными лицами, как положено.

– Слушай, Наталья, ты и в самом деле хочешь сменить работу? – спросила Нина. – Молодец, на одном месте много не высидишь. Какое, конечно, место… А то у нас в доме одна девчонка выкинула номер: устроилась в «почтовый ящик», в военную приёмку. С одной стороны, понятно: кругом молодые офицеры, женихи – да что толку, если ради этого надо за гроши сидеть за колючей проволокой? Она оттуда и шагу ступить не может: ни в парикмахерскую выбежать, ни в магазин. А ведь до того работала в обувном отделе – и в почёте была, и деньги имела.

– Я вот тоже сижу, чудак, – пробормотал Аратов.

– Сравнил. Так бы всякий сидел.

– За «Москвича» – вдове, – проронил Прохоров.

Аратов предостерегающе посмотрел на него, но Наташа уже насторожилась:

– О чём вы?

– Старый пустой разговор, – махнул рукой Игорь.

– А я бы не могла так сидеть, – сказала Наташа. – Не потому, что – за гроши (гроши – это у меня сейчас) или что в галантерею не сбегать, а из-за дурацких этих расчётов, просчётов, железок, а теперь ещё и командировок в глушь, о которой и вслух сказать не смеешь, и в которой уж точно шагу в сторону не ступить.

– Что напрасно говорить? Дело сделано. Я жду этих поездок.

– Не слушай, я, наверно, от зависти так говорю. Просто у меня настроение дурное. А тут ещё и в цирк не взяли.

– Ты и в самом деле так обиделась? Вот не думал.

– Шучу, конечно, шучу. Я же не младенец. Человек имеет право похандрить, это бывает даже полезно, только жаль, что тогда приходится задевать других. Но вам-то я вечер не испорчу, скоро уйду: мне ещё заниматься.

Девушку удержали, и она ушла нескоро, а вместе с нею, хотя её и не нужно было провожать – Игорь («Если только вы не станете целоваться на лестнице», – шепнул Прохоров, но эта пара целоваться не собиралась: их отношения давно сложились иным образом).

Своих спутников он узнал в аэропорте издалека, так эта группа бросалась в глаза своей одеждой – унтами, сапогами, лётными тёплыми куртками и даже ватными солдатскими бушлатами, но только не туфлями и пальто, какие как раз и были на Аратове; даже Ярош, такой же новичок, как и он сам, явился в яловичных сапогах. Посторонние поглядывали в их сторону с интересом, гадая, что это за народ – не охотники, не военные…